«Я бы не женился, если бы думал про развод»: отрывок из книги Уилла Смита

Боги развода беспощадны: по странному стечению обстоятельств я получил бумаги 14 февраля. День, мать его, Валентина.

Шери была сыта по горло. Я не мог поверить, что это со мной происходит. Развод родителей когда-то был худшим событием в моей жизни, а сейчас было гораздо хуже. Это удар в спину, я был совершенно вне себя. И я поставил своего сына в ту же ситуацию, которая заставила меня когда-то задуматься о самоубийстве.

Шери говорила, что я люблю не ее, а свое представление о ней. То, что, как мне казалось, должно олицетворять идеальную жену.

— На моем месте могла бы быть любая, — однажды заявила она.

Шери называла себя моей женой для галочки. Женщиной, которая существовала в моей жизни исключительно, чтобы поставить галочку в графе «Жена в идеальной жизни Уилла Смита».

Мы с Шери как раз недавно купили дом в Энсино. Там вовсю шел ремонт, но Шери забрала Трея и переехала туда. Мне казалось, что она портит мне жизнь, разрушает нашу семью. Я обещал себе не допустить этого, но получите, распишитесь — мне еще и тридцати нет, а моя семья уже разрушается.
Я чувствовал, что умираю.

Я позвонил Куинси.
— Как дела, Филли? — спросил он.
— Шери подала на развод.
— Вот блин. Как себя чувствуешь?
— Ужасно. Сейчас пойдут адвокаты, и вся эта херня. Я вообще не хочу разводиться...
— Понимаю тебя, парнишка, сам через это проходил. Могу помочь советом.

Никогда я еще не нуждался в хорошем совете, как сейчас.
— Отдай ей половину своего барахла и забудь об этом навсегда.
– Э?

— Все мои разводы разрешались за день. Как только бабы начинают возникать против меня, я отдаю им половину моего хлама, и они катятся на все четыре стороны. А вот дальше я скажу тебе кое-что совсем неожиданное.

Он понизил голос, словно Морфеус из «Матрицы», предлагающий мне красную таблетку.

— Вы всё равно будете видеться каждое Рождество. Если у вас общие дети, вы никуда друг от друга не денетесь.
Куинси разводился уже три раза. Парень, да у меня бывшая через дорогу живет! Еще одна в квартале отсюда, и дети в трех разных домах. Мы все до сих пор одна семья! Они думают, разведешься — и дело с концами, да как бы не так. Ты будешь повсюду, на билбордах, в рекламе... Отдай ей половину, скажи, что увидитесь на Рождество, и продолжай себе спокойно жить. В следующем году ты вернешь эти деньги обратно – заработаешь. Выпиши ей хренов чек и успокойся.

Не совсем такие слова я ожидал услышать. Я хотел, чтобы он подсказал мне, как всё исправить. Как заставить ее сдержать нашу клятву. Я ведь считал, что у меня всего два варианта: победить или умереть. Откуда взялся этот чертов третий вариант — сдаться?

А половина от «Триллера» — это все равно огромные деньги.

Если есть вариант сдаться, все же выберут его — это ведь самое простое. Если надо выбирать, идти на пробежку в пять утра или НЕ идти, кто же пойдет? Если ты можешь сдаться, то ничего стоящего не добьешься. Исключить все варианты, кроме победы, — единственный способ заставить слабое сознание добиваться желаемого. Как по мне, в основе всех успешных человеческих начинаний лежит понимание того, что мы предпринимаем нечто очень сложное или невозможное. И тогда мы смотрим друг другу в глаза, пожимаем друг другу руки и клянемся, что умрем, но не сдадимся.

И мне казалось, что брак — именно такой договор. Это ведь такая простая идея. Не зря же на церемонии говорят: «Пока смерть не разлучит нас». Даже Господь со мной согласен. Это клятва не перед твоим партнером — это клятва перед самой слабой частью самого себя. Как ты можешь не сдаться, если у тебя есть такой вариант?

Причина, по которой ты говоришь, что умрешь, если не справишься, кроется в том, что смерть — это прямой результат того, что ты не справился. Сознание пытается защитить тебя от сложных вещей, от боли. Но за болью и сложностями как раз и кроется твоя мечта. Сознание в поисках удовольствия, комфорта и легкой жизни неизбежно отравляет свою же мечту — сознание становится барьером перед твоими мечтами, внутренним врагом.

Если бы это было просто, все бы так делали.

Мы даем клятву, потому что знаем: перед нами лежит очень тяжелый путь. Когда делаешь что-то простое, никакая клятва и не нужна. Никто никогда не произносил: «Клянусь съесть всю эту пироженку целиком! Видит Бог, ни одной крошечки не останется на моей тарелке! А еще я клянусь не идти на пробежку завтра утром! Клянусь поспать подольше!». Если бы всё было так просто, никто не давал бы клятв. «В болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас». Эта клятва так страшна, потому что жить — страшно. В этом весь смысл преданности. Я не противник разводов и не считаю, что сдаваться в битве — плохо. Просто я считаю, что это должно происходить в самом конце, а не пока ты еще только надеваешь броню, не при первой сложности, не после первой травмы. По-моему, большая часть людей разводится слишком рано, пока они еще не уяснили важные уроки, которые помогут им не повторить прежних ошибок в последующих отношениях.

Я до сих пор не до конца понимаю, о чем я только думал. Может быть, дело было в боли, в исступлении. А может быть, я и вовсе не подумал ни о чем. Может быть, тут и думать было не о чем, все и так было ясно. Путеводную звезду видно и сквозь туман.

19 февраля, всего через пять дней после получения бумаг на развод, я позвонил Джаде. Мы с ней не виделись уже много месяцев. Телефон звонил целую вечность.

— Алло?
— Привет, Джада! Это Уилл.
— Приве-е-ет!
В ее голосе все еще слышалась магия нашей встречи в «Печеной картошке».
— Как дела?
— Хорошо. Услышал твой голос, и всё сразу стало лучше.
Наверное, стоило объяснить ей, как я себя чувствовал до этого, или как-то предупредить.
— А ты сейчас ни с кем не встречаешься? — задал я ей каверзный вопрос.
Джада какое-то время помолчала — то ли удивилась, то ли не поняла, зачем я спрашиваю.
— Вообще-то нет. А что?
— Круто, тогда будешь встречаться со мной, ага?
— Ну-у-у... Ладно... Давай.
Джада почувствовала, что это всё неспроста, но знала, что в тот момент не стоило вытягивать из меня подробности.
— Супер. Я пока на работе, но наберу тебя позже, ладно?
— Ладно.
Тогда я еще не знал, что Джада находилась в Балтиморе. Она настолько устала и разочаровалась в Голливуде, что бросила всё и вернулась домой. В Мэриленде она купила прекрасную ферму на два гектара, построенную на рубеже веков, и занялась там ремонтом. Она хотела создать себе красивую спокойную жизнь.

После моего звонка она немедленно отправилась в аэропорт и улетела в Лос-Анджелес. Она так и не провела ни одной ночи на своей ферме в Мэриленде.

Я никогда не верил в идею «прошлой жизни». Я слышал, как люди говорят: «Да, мы в прошлой жизни наверняка были друзьями». Мне это казалось какой-то глупостью. Но те первые несколько месяцев с Джадой заставили меня усомниться в собственных убеждениях.

Мы прекрасно друг другу подходили, и, когда мы были вместе, казалось, что мы скорее очень давние друзья, чем только что сошедшиеся любовники. Мы понимали друг друга без слов, и всё, чего мы хотели бы добиться, свершалось.

Мой развод еще не окончился, поэтому мы с Джадой считали, что было бы некрасиво афишировать наши отношения. В конце концов, мы оба уже стали довольно известными — что же люди подумают? Прекрасным, хоть и не запланированным последствием этого решения было то, что мы всё время проводили вместе, только я и она. Наши тела еле выдержали тот безумный ураган любви, в котором мы находились первые три или четыре месяца наших отношений. Мы путешествовали в отдаленные экзотические уголки мира — Кабо, частные Карибские острова, Аспен, уединенные поместья на Мауи — так мы открыли для себя все прелести частных авиаперелетов. Мы записывались в гостиницы под псевдонимами (я бы рассказал, какими, но мы ими до сих пор пользуемся). Четыре месяца напролет мы каждый день пили коктейли и занимались сексом по несколько раз на дню. Мне даже стало казаться, что мы соревнуемся. Вариантов было всего два: или я сексуально удовлетворю эту женщину, или умру в попытках.

Но главным элементом наших с ней отношений были и по сей день остаются невероятные, расширяющие сознание беседы. Даже сейчас, если Джада вдруг о чем-то заговорит со мной, мы проболтаем часа два, не меньше, а то и пять-шесть часов. Любопытство и размышления по поводу различных тайн Вселенной через призму нашего личного опыта — это настоящий безудержный экстаз. Даже если мы с ней в корне не согласны насчет чего-то, для нас с ней в жизни нет ничего более ценного или приятного, чем возможность морально расти и учиться друг у друга через наше увлеченное общение.

Дзы-ы-ынь.
— Алло?
— Привет, голубчик.
— Привет, Джиджи! Как поживаешь?
— У меня-то всё прекрасно. А вот ты мне ничего сказать не хочешь?
Джиджи начала с наводящего вопроса. Я понятия не имел, к чему она это. Мы с ней таким тоном обычно не общались. Очевидно, у нее было что-то на уме.
— Да вроде бы нет, — осторожно ответил я, перебирая в голове всё, что я мог натворить за последнее время. — А должен?
— Ну мне тут кое-кто рассказал, что у тебя уже давно завелась новая подружка.
Блин. Эллен, моя сестра...
— Нет, ну да, то есть...
— У нас что, теперь есть друг от друга секреты? — спросила она, пробивая насквозь все мои защитные барьеры.
— Да нет, Джиджи, я просто...
— Мне кое-кто сказал, что она актриса.
— Джиджи. Кое-кто — это Эллен. Эллен — единственная, кто мог тебе это рассказать.

Моя сестра Эллен всегда обо всем знает. О каждой вечеринке, каждом слухе, каждой сплетне — она из тех девчонок, которая всегда первая расскажет тебе, если что-то где-то произошло. Если бы она работала на полицию, за первую же неделю преступность упала бы процентов на сорок. Она вообще всегда все обо всех знает. Так уж получилось, что Эллен еще и фанатела от Джады Пинкетт — да она сама по сути была как персонаж Джады по имени Пичес в фильме «Пропавшие миллионы». Она была очень возмущена, что я скрываю Джаду от своей семьи, поэтому наябедничала на меня бабушке.

— Джиджи, я ничего не скрываю...
— Тогда купи мне билет на самолет, и я прилечу с ней познакомиться. Завтра же.
— Хорошо, Джиджи. Я люблю тебя. Увидимся завтра.
— И я тебя люблю.

Последующая история остается для нас с Джадой камнем преткновения вот уже более двух десятилетий. Она настолько скандальная, что я даже подумывал не упоминать ее в этой книге. Но я решил, что вы, мой любимый читатель, сможете разрешить наш спор раз и навсегда. Так что, пожалуйста, будьте беспристрастны. В этом споре вас выбрали верховным судьей. И вот, Ваша честь, тот самый вопрос, на который вам сегодня предстоит ответить: этот прикол смешной или не смешной?

Джиджи прибыла в солнечный Лос-Анджелес рано утром и сразу отправилась ко мне домой. Я как раз прикупил новое местечко в Уэстлейк-Виллидж — райончик где-то в часе езды на северо-запад от Лос-Анджелеса. Мы с ней позавтракали, дом ей очень понравился. Я понимал, что больше всего ей просто хотелось удостовериться, что со мной все в порядке.

У Джады в тот день была работа, и она собиралась потом заскочить к себе, чтобы прихорошиться, а уже после отправиться ко мне на встречу с Джиджи. Джада слышала о Джиджи все истории, которые я уже пересказал в этой книге, поэтому ей очень хотелось поскорее познакомиться с моей бабулей.

Джиджи не очень любила кино, поэтому не знала, кто это такая Джада Пинкетт. Я решил показать ей один из ее самых известных фильмов.

В три часа дня Джада позвонила мне из своего дома в Студио-Сити, который был ровно в сорока четырех минутах от моего, от двери до двери.
— Детка, ты уже выдвигаешься? — спросил я.
— Минут через пятнадцать, — ответила Джада.
— Хорошо, мы тебя ждем. Люблю тебя.

«Узы братства» тогда был самым свежим ее фильмом. Это прекрасная история любви между Лирик, которую играла Джада, и Джейсоном, которого исполнял Аллен Пэйн. На шестьдесят третьей минуте того фильма есть очень откровенная сцена с участием Джады, она стала одной из самых знаменитых постельных сцен во всем афроамериканском кинематографе. Когда Джада сказала, что выдвигается через пятнадцать минут, а потом еще сорок четыре минуты будет ехать до меня, я включил кассету с «Узами братства» и оставил Джиджи смотреть.

Пятнадцать плюс сорок четыре — это пятьдесят девять минут, и я молил комедийных богов, чтобы они ниспослали ей еще недолгую задержку в пробке или при парковке. Я всё приготовил для того, чтобы мой прикол свершился.

Комедийные боги были ко мне благосклонны. Джада вошла в комнату точь-в-точь через шестьдесят три с половиной минуты. Джиджи, призывая Иисуса на помощь, смотрела на экране, как Джада и Аллен катаются по траве голыми задницами кверху, совсем в чем мать родила — даже носков на них не было.

Джада опешила. Она в ужасе посмотрела на Джиджи, затем на экран. Снова на Джиджи. Потом на меня. Опять на экран. На Джиджи. На меня.

— Джиджи, познакомься с моей новой подружкой Джадой, — сказал я, едва не падая от смеха.
Джиджи откинулась на диване, сложила руки на груди и произнесла:
— В моей молодости людям не приходилось раздеваться, чтобы сняться в кино.
Джада выдавила печальную улыбку и неловко обнялась с Джиджи.
— Уилл, — спокойно сказала Джада, — можно мне с тобой поговорить наедине?
— Джиджи, мы скоро вернемся, — сказал я.
Мы с Джадой уединились в спальне.
— КАКОГО. ХЕРА. ТЫ. ТУТ. УСТРОИЛ?! — шепотом заорала она.
— Детка, да это же ужасно смешно.
— ДА ЧТО ТЫ ГОВОРИШЬ?!

— Детка, это такая шутка. Всё в порядке. Мы же с тобой потом поженимся, детей заведем. Будет что всем рассказать! Да мы эту историю станем годами вспоминать! Ты ведь так познакомилась с моей бабулей. Такой она тебя запомнит навсегда! Ну смешно же?...
— НИ ХЕРА ЭТО НЕ СМЕШНО.
— Ну сегодня тебе, может, не смешно, зато...
— НИКОГДА ЭТО НЕ БУДЕТ СМЕШНО! Ты слишком много выделываешься.
— Но в жизни же самое главное — воспоминания! — ответил я. — Сейчас ты злишься, но когда перестанешь, я тебе обещаю, тебе понравится. Это все ради нас! Однажды ты будешь хохотать над этой историей.

В конце концов Джиджи полюбила Джаду. Между ними были прекрасные отношения. Целые годы семейного счастья и смеха — их связь была просто бесценной и становилась все глубже с каждой встречей. И я свято верю, что моя выходка была главным фактором, который поспособствовал их невероятным взаимоотношениям.

Но до этих самых пор Джада так ни разу за всю жизнь даже не улыбнулась — даже не хихикнула, вспоминая этот прикол. Ни разу. Так что, дамы и господа, уважаемые присяжные, Ваша честь — я прошу вас, вынесите мне приговор. Если я был не прав, я не стану оспаривать решение суда. Но я чувствую себя обязанным напоследок задать этот вопрос, пусть даже и риторически, подводя черту: не, ну смешно же, блин?

<...>

Мой развод был долгим, глупым и бессмысленным. Я не послушался совета Куинси Джонса. Я торговался за каждый цент, оспаривал все предложенные варианты. Удивительно, как быстро любовь может перерасти в судебный процесс. Но четыре утомительных месяца спустя окончательные бумаги были составлены, осталось лишь их подписать.

Мы с Шери в это время почти не общались. И когда она захотела со мной поговорить, я даже удивился.
— Я несколько месяцев хожу к психотерапевту, — сказала она. — Я пыталась понять, как сделать весь этот процесс менее болезненным для нас обоих. И я трезво взглянула на саму себя.
— Угу, — пробурчал я, пытаясь понять, к чему это всё.
— Я поняла, что не сделала всё возможное для нашего брака. И ты тоже. Я понимаю, что мы уже практически развелись, но у нас с тобой сын. Мне кажется, ради него мы обязаны постараться сохранить семью.

Я не мог поверить своим ушам. И что же мне с этим делать?

Мы с Джадой любим друг друга. Но если у меня есть шанс спасти семью... Как я мог отказаться? Я ответил, что мне нужно подумать.

Затем я немедленно позвонил Джаде и всё ей рассказал. Она ни слова не сказала в ответ. Я слышал, что она плачет. Она сдерживала всхлипы и слезы как могла, и от этого было еще больнее. Затем она успокоилась, взяла себя в руки. Прочистила горло.

И заговорила:
— Шери права. Вы обязаны сделать всё, чтобы ребенок жил в любящей семье. Я выросла без родителей. Я люблю тебя. И мне очень тяжело это говорить. Но я ни за что не пожелаю Трею такой судьбы. Вы с Шери должны решить эту ситуацию.

Меня потрясла самоотверженность Джады, ее готовность отказаться от собственного счастья ради того, что казалось ей правильным. Несмотря на слезы и разбитое сердце, она утешалась любовью и добротой.

Я взял ручку и подписал бумаги на развод.

Читай также: Вспоминаем всех актрис, сыгравших Женщину-кошку: кто круче?