Очень страшные истории: «Пустая колыбель», Вера Ард

Олег только что вошел в квартиру и как раз переодевался, когда звук мобильного нарушил тишину. Маша начала с вопроса, ничего ли с ним не случилось, вроде как заботу проявила, но в голосе уже сквозили истеричные нотки. Он хорошо их знал — наслушался за совместную жизнь. Олег ответил, что отключил телефон и спал. Маша сказала, что он врет, так как видела, что сообщение просмотрено. Олег искренне попытался сдержаться и не злиться на нее, просто ответил, что ему надо было побыть в тишине и подумать. Он безумно хотел закончить этот разговор. Но Маша опять сорвалась и начала кричать о том, как ей тяжело, как она переживает за сына и как ей нужна его, Олега, поддержка. Она говорила, что ей звонят все родственники, а он даже не может ответить. Олег знал, это жену задевало. Маша была очень тщеславна и эгоистична, хоть это и не бросалось в глаза. Стать матерью особенного малыша — вот предел ее мечтаний. Ведь она ничем, вообще ничем не выделялась из множества таких же обычных женщин. Как Олег ненавидел ее сейчас. Он знал, что не должен, но ненавидел.

Олег молча слушал ее крики, пока Маша не перешла ту черту, которой касаться было нельзя. Пока она не заговорила об Алине. Маша рассказала про звонок того бывшего священника, перед которым тут все на цыпочках ходили, когда он приезжал, и про его предсказание.

Это же бред! Бред! Олег так ей и сказал. А она ответила, что Алина была жертвой. Олег взорвался:

—Твоей! Она была твоей жертвой! Это ты ее убила! Ты! Ей нужна была мать! Ей нужна была твоя поддержка!

—Не смей меня оскорблять! Ты был с ней! Ты!

—Ты не любила Алину! Ты и сейчас открещиваешься от нее! Она лишь жертва во имя рождения твоего долгожданного спасителя. Неужели ты сама не понимаешь, что все это полная чушь?

—Ты просто не веришь!

—Да я и не хочу верить! Может, ты еще скажешь, что не от меня родила? Непорочное зачатие и все такое? Тест ДНК сделаем?

—Да как ты смеешь!

Он бросил трубку. Через полминуты вновь раздался звонок. Он не ответил. Потом замигал ватсап. Нет, нет и нет. Он не хочет разговаривать. Не хочет. Он отключил звук на телефоне и зашел в комнату Алины. Здесь было очень пусто. Лишь стол с компьютером, где она делала уроки, шкаф и кровать. Раньше в углу еще стоял кукольный домик. Он сам его сделал, когда дочь была маленькой. Красивый, двухэтажный. А потом на каждый праздник они покупали к нему мебель, посуду, аксессуары. Был даже маленький холодильник с крошечными овощами размером меньше ногтя. Недавно он собрал все ее вещи и отвез в детский дом. И игрушки, и одежду, и даже заколки для волос. Ничего не оставил, ничего. Алина была очень доброй, ей бы понравилось, что ее вещи помогут кому-то. Сейчас комната напоминала жилую лишь заправленной постелью. Он еще думал, не выкинуть ли белье, но Алина на нем спала, и пока в нем еще сохранился ее запах. Ее детский невинный запах. Олег встал на колени, положил голову на покрывало с единорогами и заплакал. Рука оперлась на пол и утонула в ворсе белоснежного прикроватного коврика. Случайно Олег сдвинул его еще глубже под кровать и вдруг услышал какой-то звук, будто что-то твердое перекатилось по полу.

Он нагнулся: коврик заходил под кровать примерно на полметра. Пригнув немного мягкий ворс, Олег увидел на противоположном краю небольшой бугорок, как будто коврик наткнулся на что-то твердое и чуть-чуть выгнулся вверх. Он потянул его на себя и вытащил из-под кровати. Что-то круглое укатилось еще глубже к стене. Олег лег на пол, но щель между полом и кроватью была слишком узкой, рука не проходила. Он принес с кухни швабру. Ee узким верхним концом попытался выкатить предмет из-под кровати. С трудом, но ему удалось. В руке оказалась помада яркого вишневого цвета.

Ее помада. Олег вспомнил: она была на губах Алины в тот день. Следы остались вокруг разбитых губ. Он не выдержал и разрыдался.

Через пару минут, успокоившись, Олег взял помаду и бросил ее в мусорное ведро. Так он прежде поступил и с другой ее косметикой. Олег не любил, когда дочь красилась: она выглядела чересчур взрослой. Мусорное ведро было уже переполнено, но выходить на улицу не хотелось. Вместо этого он пошел в душ.

Потом был типичный вечер. Виски. Немного, завтра на работу, но иначе он не сможет. Бутерброды, приставка до двенадцати ночи, потом в постель. Сна нет, но надо попробовать лечь. Может, сегодня будет как-то по-другому, не как последнюю неделю. Нет. Все так же. Он в постели, свет выключен, он закрывает глаза и...

— Моя помада. Ты и ее выбросил?

Холод по спине. Его дочь сидит на подоконнике. Его мертвая дочь. Занавеска сдвинута, а тюль колышется.

Из открытого окна дует легкий прохладный ветер, жара ночью наконец-то спала. Олег видит ее профиль, кудрявые волосы распущены, она в шортах и майке, в тех самых, в которых тогда лежала на асфальте. Он не видит, изувечено ее лицо или нет, не видит крови. Темно. Олег видит только силуэт. Он не включает свет, чтобы разглядеть дочь лучше. В самый первый раз, когда она пришла (это было в день похорон), едва щелкнул выключатель, она исчезла. А на следующую ночь Алина сказала, чтобы свет он больше не зажигал, иначе она сбежит.

Она не хочет, чтобы отец видел ее такой.

— Я не люблю, когда ты пользуешься косметикой. Ты же знаешь, — ответил он.

За неделю Олег привык уже к этим разговорам. Они его не пугали больше. Разве можно бояться своей дочери? Пусть даже и мертвой? Алина ему сказала, что приходит, потому что ей там очень холодно и одиноко.

Но она боится света. Теперь. Раньше боялась темноты.

— У тебя родился брат, — добавил он.

— Я знаю, — отозвалась дочь.

Голос ее не был слишком звонким или глухим, но звучал странно. Словно шелестел.

— Я жертва, которую предсказали, — произнесла Алина с усмешкой. — Я должна была умереть, чтобы он остался жив. Зато теперь всем лучше. Появится лекарство. Все будут счастливы. Все! Особенно мама.

— Нет, не так. Не так. Я не буду счастлив. — Слезы опять наворачивались на глаза.

— Так сделай что-нибудь, — ее голос становился все холоднее и холоднее. — Ты же понимаешь, что все будет напрасно, если они победят.

— Кто они?

— Те, кто сделал это со мной. Те, кто принес меня в жертву.

— Я убил бы любого, если бы знал, кто в этом виноват.

— Ты и так знаешь. Меня приговорили. Они. Папа, я бы не оставила тебя. Но за меня все решили. Им нужна была жертва.

— Кому им?

— Ты знаешь. Ты все уже знаешь и скоро поймешь, что нужно делать. Я тебе подскажу. Подскажу...

Мы спросили у Веры, что пугает ее саму

Как читатель (да, в общем-то, и как писатель), я предпочитаю больше погружаться в психологию персонажей, находящихся в ситуации страха и ужаса, чем в физиологические описания смерти и насилия. Мне не очень интересны и даже неприятны физиологические подробности в хоррорах. Больше я люблю читать про то, как меняется персонаж в экстремальной ситуации, как он теряет свой моральный облик или, напротив, за счет чего ему удается остаться человеком.

Пугать читателя сейчас сложно. В свободном доступе находится огромное количество информации, которая, с одной стороны, делает читателя более скептичным и менее чувствительным, а с другой — заставляет его убегать в более «комфортные» миры, почему сейчас хоррор и уступает свои позиции в издательском мире «безопасным» жанрам — фэнтези, романтическим историям и детективам с хорошим финалом.

Лично я не люблю сильных фантастических допущений в книгах, и сама работаю преимущественно в жанре реализма. Мне кажется, понимание, что описанное в книге может произойти с тобой или твоими близкими гораздо страшнее, чем чтение ужасов о событиях, происходящих на другой планете или в параллельном мире.

Саму же меня больше всего пугают истории, происходившие с людьми в реальной жизни. То есть книги и фильмы на основе событий прошлого, в том числе в жанре тру-крайм. Например, несколько лет назад я смотрела «Дом, который построил Джек» Триера и абсолютно спокойно воспринимала то, что происходит на экране, поскольку это воспринималось как самовыражение посредством фильма, а вот когда в этом же кино появились вставки реальной хроники из нацистских лагерей, мне стало «дурно», потому что для меня это и есть самые страшные ужасы — то, что творят люди на земле, а не в авторском воображении.

Фото: Shutterstock