«Унесенные ветром»: как история о домашнем насилии превратилась в великий роман

Первый брак Маргарет был катастрофой, она держала его в секрете от прессы, потому что в судебных документах о разводе содержался ужасающий рассказ о попытке изнасилования ее мужем. Рассказ этот дико противоречил знаменитой сцене супружеского изнасилования, которая стала драматической кульминацией романа Скарлетт О'Хара и Ретта Батлера в знаменитом романе Митчелл. Как могли ее читатели отдаться трепету и страсти этой сцены, узнав о настоящем Ретте — ревнивом и жестоком алкоголике Реде Апшоу, который избил жену так, что она загремела в больницу на две недели?

Разумеется, в то время Пегги Митчелл не могла рассказать правду: в обществе, к которому она принадлежала, мифы были гораздо важнее реальности. В нем было принято замалчивать подробности позорной истории рабства ради прославления романтической эпохи Великого Юга, которой по сути никогда не существовало. Это было то общество, которое в 1936 году всё еще не смирилось с поражением в борьбе Юга и Севера. Ну и, наконец, в этом обществе принято было приносить своих дочерей в жертву идее о южной женственности — они должны были быть покорными, смиренными и знать свое место.

Надо сказать, что Пегги Митчелл даже при таких вводных данных не сдалась без боя. После школы она уехала на север, поступив в колледж, но быстро поняла, что это не ее путь и бросила учебу. «Если я не могу быть первой, то лучше буду никем», — объяснила она брату свою позицию. Студентка из Пегги и правда вышла посредственная. Вернувшись домой в Атланту, она попыталась занять нишу местной бунтарки среди городских дебютанток. Но Пегги недооценила силы, с которыми ей пришлось столкнуться, когда бросила вызов авторитету старших комитетчиц Клуба дебютанток. По традиции в конце сезона дебютантки получали приглашения вступить в Младшую лигу — эквивалент посвящения в высшее общество, но вот беда — имени Пегги не было в списке приглашенных. При этом она была членом одной из старейших и самых уважаемых семей Атланты, а ее дядя — сенатором штата, так что это нельзя толковать иначе как реакцию комитета на девичьи безрассудства.

Пегги курила, пила, ругалась и коллекционировала эротику. А вскоре нашла себя в журналистике — она стала репортером в «Атланта Джорнал». Ей платили гораздо меньше, чем коллегам-мужчинам, а еще отказали в возможности пользоваться словарем в общей комнате, потому что вид ее ног возбуждал мужчин-репортеров. Но и в таких условиях она быстро стала штатным автором, хотя даже при этом не смогла избавить от стигмы «слабого пола». Ей приходилось писать статьи на темы вроде «Должны ли мужья шлепать своих жен?» или «Как идеальная леди отказывается от предложения». Как-то ей дали задание написать серию материалов о сильных женщинах в истории штата Джорджия, но ее героини оказались слишком далеки от образа настоящей южной леди, так что эту рубрику быстро отменили. Конечно, Маргарет была феминисткой, пусть и с некоторыми оговорками. В конце концов, родись она на 50 лет позже, роман «Унесенные ветром» не был бы написан.

Пегги быстро обнаружила, что ее исключение из Младшей лиги никак не повлиял на ее популярность у мужчин. И она откровенно пользовалась этим: делала экстравагантные прически, носила короткие юбки, а во время свиданий разливала алкоголь под столом светского клуба. Ну и, разумеется, как правильная героиня (а она себя чувствовала именно героиней) романа, она готова была на всё ради любви и приключений. Наплевав на общественные условности и мнение отца и брата, Пегги вышла замуж за Реда Апшоу, который и стал впоследствии прототипом Ретта Батлера. Да, он тоже был красавцем, настоящим южанином, тоже бросил колледж и тоже был своем роде контрабантистом — он зарабатывал на жизнь бутлегерством. Ну а репутация бабника завершала картину. К тому же он, как и Ретт Батлер, любовался своей возлюбленной и ее безумствами. Настощий Ред был единственным парнем Пегги, который поощрял ее бунтарство, смеялся над ее рискованными шутками и никогда не критиковал ее за пьянство или курение. Для Пегги было очевидно, что они созданы друг для друга.

Но реальная жизнь обычно мало напоминает роман, и брак Пегги закончился попыткой изнасилования и избиением. Она отлежалась в больнице, развелась и довольно быстро вышло замуж повторно — на этот раз за спокойного и надежного Джона Марша. Джон, которого часто изображают эдаким «идеальным мужем писательницы», почему-то заставил ее бросить работу в журнале, хотя она ее очень любила и наслаждалась светской жизнью журналиста и сложными заданиями. Детей у них не было, это было совместное решение, но в итоге увольнение ужасно отразилось на состоянии Митчелл. У нее появились симптомы агорафобии и ряд физических заболеваний, как диагностированных, так и недиагностированных, которые мучили ее до конца жизни. В итоге Пегги практически переселилась в своей воображаемый мир, где она могла получить всю ту романтику и страсть, которой ей не хватало в реальности, через свое воображаемое альтер эго – Скарлетт О'Хару. У нее появился шанс переписать свою жизнь.

В романе у Маргарет всё сложилось иначе. Лихой красавец-контрабандист оказался тем самым мужчиной. Попытка изнасилования была лишь естественным всплеском животной страсти, которая охватила мужа и жену и увлекла их за пределы гордости и обид в некое трансцендентное царство психо-духовной связи. А когда потом во время ссоры Скарлетт падает с лестницы и теряет ребенка, Ретт дежурит у дверей ей спальни, терзаясь чувством вины за то, что именно он был причиной ее боли, и с тревогой ожидая вестей.

Нет, в реальной жизни страсть не имела никакого отношения к попытке изнасилования. Первый брак был ошибкой, и это стало понятно уже во время медового месяца. Возможно, что именно из-за страха перед мужем, Пегги настояла на том, что чтобы они жили в доме отца. Они поженились в сентября и разошлись в июле – она застала его с горничной. Через три месяца Ред неожиданно заявился к ней, Пегги пригласила его в дом. В показаниях при разводе Пегги заявила, что «мистер Апшоу потребовал, чтобы я выполнила свой супружеский долг, ударив меня кулаком по левой руке». Она отказалась, тогда он толкнул ее на кровать. Пегги отбивалась от него, крича о помощи. Бесси Берри, ее домработница, появилась в дверях, когда Рэд выходил из спальни. Пегги в слезах побежала за ним, крича, чтобы он убирался из дома. В этот момент муж развернулся и ударил ее по лицу.

В отличие от Ретта Ред не стал устраивать бдения у дверей больничной палаты своей жены. И Пегги — в отличие от Скарлетт — не проснулась на следующий день с осознанием того, что она любит своего мужа. Она проснулась с двумя синяками под глазами с чувством ужаса и глубокого унижения. Именно тогда она купила маленький пистолет и держала его на прикроватной тумбочке ровно до того дня, пока не получила известие о смерти Реда в 1949 году. Он по пьяни выбросился с пятого этажа захудалого отеля в Галвестоне.

Тут возникает вопрос, зачем нужна была эта ложь, зачем Пегги вытаскивать наружу самый болезненный эпизод своей жизни, зачем проживать его заново и к тому же делать подонка героем?

А что ей еще оставалось?

В те времена изнасилование в браке не было преступлением. Не было ни статей, ни шелтеров для женщин, ни горячих линий помощи, ни закона, который позволил бы наказать обидчика (впрочем, в России так и нет закона о домашнем насилии, в этом плане мы прекрасно можем понять Пегги). Друзья и семья были против брака, поэтому она не могла обратиться к ним за поддержкой – они ответили бы ей, что она сама пригласила его в свою постель. Ну и, несмотря на то что брак семья не одобрила, развод в их глазах был еще большим позором, как и в глазах «истинного южного джентельмена» Реда, кстати, так что они расстались, так ничего и не выяснив. Он не явился в суд и вообще больше не появлялся в ее жизни.

Конечно, роман стал для Пегги терапией, она должна была выплеснуть на бумагу свои внутренние противоречия и снять с себя вину за неудавшийся брак. В романе Ретт не обвиняется в изнасиловании. Более того, она откровенно жалеет его из-за провокаций Скарлетт и ее тайной любви к Эшли Уилксу (надо ли говорить, что в жизни Пегги тоже была такая «вечная любовь» – друг ее брата, погибший на фронте).

Так что Пегги делает козлом отпущения Скарлетт, свое альтер-эго, она наказывает ее и за флирт, и за супружескую неверность, и за брак по расчету. Чтобы посмотреть на все происходящее иначе, Маргарет нужно было родиться на пятьдесят лет позже. Уже тогда, вооружившись фем-оптикой, она могла бы понять, что тот же безостановочный флирт был выученной женской реакцией в среде, которая лишала ее права распоряжаться своей жизнью. Чтобы понять, что избиение не было ее виной, ей нужно было услышать голоса других избитых женщин. Чтобы получить подтверждение преступности изнасилования мужем, ей нужна была законодательная реформа.

Но у Маргарет Митчелл не было этих вещей. У нее была пишущая машинка и отчаянная потребность в завершении истории.