День нематери: как я потеряла двоих детей и нашла силы жить дальше

Когда тебе восемнадцать, это уже тянет на драму, но пока еще не столь сильно, чтобы не спать из-за этого по ночам. Оптимизма добавляло и то, что врачи не разводили руками, а в принципе знали, что делать.

«С зачатием могут быть проблемы» — у меня было шесть лет, чтобы переварить и осознать эту мысль, в двадцать четыре я вышла замуж и мы стали планировать беременность. К слову, благодаря тому, что мой диагноз был «на поверхности», я сразу пошла к репродуктологу, а не потратила несколько лет на самостоятельные попытки.

Беременность наступила в третьем цикле стимуляции овуляции. Тогда я еще не знала, что все получилось, и попала в больницу с жуткими болями внизу живота. Как выяснилось позже, у меня произошла гиперстимуляция. Врачи не сразу поняли, в чем дело, одна из них хотела взять пункцию, чтобы проверить что за жидкость накопилась «в полостях». Хорошо, что нашелся врач, который воспринял мои слова про стимуляцию овуляции всерьез и отменил пункцию, иначе «яичники могли и лопнуть».

В больнице я провела три недели, периодически выслушивая «а че ты плачешь, ты уже взрослая, раз решила рожать ребенка» и «надеемся, что тест будет отрицательный, а то так себе начало беременности». В итоге тест показал две полоски, меня выписали, а через неделю я узнала, что у меня будет двойня.

На двадцатой неделе был второй скрининг, где узнала, что шейка матки укоротилась, и получила направление на госпитализацию. В больнице уверяли, что нет ничего критичного и не нужно ничего зашивать («вы ведь не хотите рисковать, делать наркоз, отходить потом от него?»), можно поставить «кольцо» (пессарий), чтобы снять нагрузку с шейки. Я радостно согласилась, ведь боялась, что операция и наркоз дадут серьезную нагрузку и могут повлиять на здоровье детей. Решение оказалось неправильным. Еще через неделю у меня отошли воды и случились преждевременные роды. Дети, рожденные на двадцать второй недели, не реанимируются (по закону врачи обязаны делать это с двадцать четвертой недели), врач в приемном отделении попыталась меня успокоить: «может быть это и к лучшему, а то мало ли какие отклонения были бы».

Проживание потери — это постоянное чувство будто ты тонешь, потом выплываешь, а потом опять тонешь, и так по кругу. Каждый по-разному переживает стресс. Кто-то рисует, кто-то занимается спортом, кто-то нужно «отлежаться», а я пишу. Первый пост в свой ноунейм ЖЖ написала на следующий день после потери детей, мне нужно было что-то сделать с теми мыслями, которые роились в голове. Как потом признались муж и подруга, они ждали, что именно так я и буду переживать этот опыт — начну превращать боль в тексты. Оказалось, что по ссылке на ЖЖ, которая валялась в моем профиле ВК, периодически переходят люди, я стала получать первую обратную связь. Они писали слова сочувствия, и меня как будто накрывало теплым одеялом заботы. Я убедилась, что мир дружелюбен, если ты открыт. Были и те, кто говорил «спасибо», потому что они переживали похожий опыт и чувствовали себя очень одиноко. Параллельно я стала описывать свой опыт в вордовском файле, так родилась книга «День нематери». Я верю, что она не только мне помогла пережить самые сложные дни, но и может стать опорой для тех, кто находится в такой же ситуации. За книгу благодарят и те, кто хочет помочь своим близким, но не знает, как.

Были и те, кто не понимал, зачем это все писать «на публику», ходить к психологу, обсуждать с другими. Мол, нужно побыстрее забыться и жить дальше. Но это так не работает. Горе не спрятать и не прикрыть, оно все равно вылезет, просто у кого-то это происходит в моменте, а того, кто попытался не обращать внимание на ноющую рану, догоняет потом.

Мне повезло — поддерживающих людей было больше. Были те, кто спрашивал, как у меня дела или просто стали чаще писать на отвлеченные темы. Близкие подруги скидывали ссылки на статьи и книги, фонды и психологов, это был их способ выразить поддержку и заботу.

Переживание потери — это очень извилистый путь, и на каждом этапе меня сопровождала мысль, что я не могу позволить себе радоваться чему-либо, ведь это предаст память о детях. Был период, когда мое горе стало мерилом всего, что происходит: я обесценивала свои достижения, переживания из-за других проблем, чувства, если они не касались детей. Очнулась, когда поймала себя на мысли, что это обесценивание перешло и на других людей: «ой, да разве это проблема, вот я вообще-то детей потеряла». Я не сказала об этом вслух (спасибо, хватило ума), но очень испугалась, что могу «такой» и остаться: обесценивающей чужие переживания человеком.

Ко мне часто прилипало противное состояние «я неудачница». Желание иметь детей было настолько сильным, что их потеря влияла на все сферы жизни. Без замещения тоже не обошлось: я стала много работать. Это надолго стало моим щитом: да, у меня не вышло стать матерью, но посмотрите, какая я молодец, много работаю и хорошо зарабатываю, вот за это меня и цените. Правда в том, что никому ничего доказывать не нужно, а любая разбалансировка в любом случае приведет к выгоранию и новому стрессу, только уже по поводу работы, как это вышло у меня.

Несмотря на то, что я не открещивалась от своих переживаний, мне было сложно разбираться с ними самостоятельно. Так я попала на прием к перинатальному психологу. Возможность выговариваться — это уже здорово, ведь в общении с другими людьми ты не всем можешь поделиться или боишься надоесть. Работа с психологом — это твой законный час говорить обо всем, что происходит, об эмоциях и боли. Как только я входила в кабинет, у меня отключался внутренний цензор.

Первые полгода каждая сессия заканчивалась моими слезами, иногда после приема я чувствовала себя еще хуже, чем до, но это нормальная часть процесса переживания горя. Я часто сталкивалась с рассуждениями людей о том, что они надеются получить «волшебную таблетку», но не знаю ни одного человека, у которого бы терапия проходила таким образом. Это всегда про выворачивание себя наизнанку, диалог с собой, про избавление от того, что мешает в жизни.

Я пришла в терапию с двумя запросами: очень хотела пережить этот опыт, а не проваливаться в него с головой, все больше и больше погружаясь в депрессию, еще я понимала, что однажды вновь приду к гинекологу с желанием забеременеть, хотелось минимизировать тревожное состояние и войти в новый протокол лечения если не здоровой ментально, то хотя бы плюс-минус спокойной.

Справиться с горем помогало внутреннее убеждение, что жизнь нам дана для счастья. Да, случается всякое, жизнь полна разочарований, потерь, неприятностей, но я не хочу, чтобы только это влияло на каждый мой день. Горе отравляет и сковывает, в нем можно утонуть, оно способно портить любое хорошее событие в жизни. Первый год я считала любое счастье кощунственным, мне казалось, что теперь я не достойна улыбаться, радоваться, веселиться. Благодаря терапии смогла перешагнуть через эту установку, понять, что никому не будет лучше, если я до конца своих дней буду несчастной.

Моя потеря всегда со мной, всегда буду помнить о первой беременности и детях, но еще мне очень хочется идти в сторону света и радости, наполнять свою жизнь счастливыми моментами. В первый год мне было сложно представить, что я когда-нибудь смогу поблагодарить судьбу за прожитый опыт, но оказывается, в эту точку можно прийти, не обесценив свою потерю. Мои дети научили меня радоваться тому, что я имею, и не сдаваться в память о них.