«Беременность в 16 и срок на зоне»: как я попала в тюрьму и живу после нее

Как пройти путь героини, победить обстоятельства и стать счастливой, Люда честно рассказала подкасту «Взяла и сделала». Если ты предпочитаешь аудио, то послушать историю от лица Милы можно здесь.

Чтобы понять, что привело человека в тюрьму, надо, конечно, знать, как он жил до. Скажу сразу: я росла в тяжелой семье, хоть и не особо делюсь этим в своём блоге — не хочу обижать близких. Отчим бил меня с раннего детства. В 13 лет пробил голову. Всё ещё помню, как кровь стекала по лицу.

В 2000 году, когда мне было 14–15 лет, родилась моя младшая сестра и уход за ней полностью перешёл на меня. Родители то работали, то гуляли ночами, я сидела с ней и утром, вместо того чтобы идти в школу, сбегала в подъезд досыпать. Сил учиться у меня не было, поэтому меня отчислили из школы. Мама стояла на комиссии, краснела — «Какой позор!» — и не понимала, что в этом ее вина тоже есть. Думаю, то, что меня переломало в детстве, помогло мне не сломаться потом — выработалась твердость характера.

Я пошла в вечернюю школу, чтобы доучиться и потом поступить в университет, тогда начала встречаться с Димой — это были мои первые серьезные отношения. Чувствовала ласку и очень к нему тянулась! Еще, конечно, видела, что он работящий, казалось, что будем жить хорошо. В тот период я работала на Почте России, и в какой-то момент посылки стало носить тяжело, а под блузкой показался живот — так в 16 я узнала, что беременна. Рождение дочки Маши перевернуло мою жизнь. Я поняла, что есть кого оберегать, кого любить. Но от зависимости не спасает даже ребёнок.

Когда я познакомилась с отцом Маши, он курил марихуану, но меня это совсем не смущало — я в таком росла. В 90-х годах мои одноклассники постоянно курили травку. В 14 лет это не казалось чем-то странным — так делали все, ну покурил и покурил. Траву запивали модным тогда «Ягуаром» или «Казановой». Такое вот было у нас меню.

Когда я забеременела, начала замечать, что с Димой происходит что-то не то: слишком сильно хочет спать, почти не ест, как к женщине не проявляет ко мне никакого интереса. А ещё иногда руку мог поднять и побить. Я догадалась, что Дима употребляет что-то потяжелее. Он признался, что героин. «С этим можно как-то бороться?» — спросила я. Он говорит: «Да, можно». Мы купили путевку на море на месяц, после возвращения он еще несколько недель не употреблял, я подумала: всё хорошо, слава богу. И тут опять начал. Я со злости ему сказала: «Дима, если ты не прекратишь, я вот тоже начну». Надеялась испугать, а он говорит спокойно: «Да пожалуйста».

И я попробовала. Хотела разок, просто чтобы он испугался. Но всё пришло к тому, что я тоже подсела. 2010-й — год, когда я стала зависимой.

Спустя время с героина мы перешли на метадон. Дима довольно хорошо зарабатывал, мы могли позволить себе покупать самый лучший, самый дорогой наркотик и делать это вдвоем, втихушку. Спокойненько ехали в соседний город, покупали у одной цыганки. Но однажды купили дозы сразу у двух поставщиков. Дима очень хотел сравнить два наркотика и попробовал оба. В три часа ночи я встала, чтобы сходить в туалет, и нашла его мертвым от передозировки.

После смерти Димы я поняла, что надо срочно бросать. Но метадон — это не трава, ломка может длиться месяцами. Мои знакомые посоветовали перейти на обратно на героин, чтобы не было так тяжело. С одним из таких знакомых мы поехали на машине забирать новую дозу. Вышли вместе покурить, я оставила сумку в машине. На подъезде к городу нас останавливает ГАИ. «Руки перед собой держите, — говорят. — Ты хочешь нам что-нибудь добровольно выдать?» У меня с собой ничего не было, отвечаю: «Нет». Они вытаскивают мою сумку, включают камеру и начинают ее вытряхивать. И вдруг со дна на асфальт падает белый пакетик. Я в ужасе поворачиваю голову на своего знакомого, и он мне грустно так: «Люд, ну прости».

Потом я узнала, что это распространенная история: кого-то ловят и предлагают в обмен на свободу сдавать своих знакомых с зависимостями. Тогда меня пронесло — на камеру и на суде я всё отрицала, и мне дали три года условно. Но следить продолжили жёстко, меня поставили на учет, нужно было отмечаться, однажды случайные полицейские снова поймали меня с наркотиками в кармане — записали показания и отпустили, но ненадолго.

Совсем скоро сотрудники УФСИН пришли домой к отчиму — я была в душе, прямо из него меня и приняли. Говорят, собирайся, с собой белье, джинсы, курточку бери. У меня был остаток наркотика, я решила принять его, чтобы прям вот с поличным не попасться. Приняла в туалете, а по дороге в машине чуть не отъехала. Фсиновцы меня минералкой отпаивали. Дальше помню, как меня заводят в суд и судья говорит: «Три года, реальный срок, заключаем под стражу в зале суда». На меня надевают наручники, в ушах звон стоит, я только в этот момент понимаю: всё, приехали. Меня посадили по статье 228.2, за «нарушение правил оборота наркотических средств или психотропных веществ».

Когда мне выдвинули приговор, дочке было пять лет. С ней я попрощалась на всякий случай заранее. Как чувствовала — еще когда условку дали, я поселила дочь у бабушки. Сказала: «Я болею, и ты это видишь». Она говорит: «Да, я вижу, что болеешь». Она не понимала чем, и я ей сказала: «Я тебе обещаю, что исправлюсь и вылечусь, и у нас всё будет хорошо».

Прежде чем отправиться в колонию, основное место заключения, осужденных привозят в тюрьму. Тюрьма отличается от колонии тем, что ты очень ограничен в передвижениях: нельзя выйти за пределы камеры. Еду подают через окошко в двери, гулять выводят раз в день во дворик. Это просто такая же комната, только без крыши, вместо нее — решетка. Отдельный аттракцион — погулять так, чтобы на тебя сверху через решетку не пописала собака.

Камера — комната с толстыми стенами в полметра, железной дверью, на окнах решетки. В моей камере жило 10-11 человек, а сама она — 15 квадратных метров. То есть это ужас. Вдоль стен стоят трехъярусные койки под потолок, приколоченный к полу стол, туалет и холодильник тоже прямо внутри комнаты.

Когда я приехала в тюрьму, мне уже было плохо без наркотиков. Коронавирус и рядом не стоял с тем, как ощущается ломка. Представьте себе грипп, помноженный на 1000 раз, — с болью в мышцах, ломотой в суставах, постоянно скачущей температурой. Еще этот коктейль разбавляли рвота и диарея. Врачи давали мне какие-то таблетки, благодаря им удавалось поспать.

В таком состоянии я провела первые две недели в тюрьме, потом начало отпускать. Через пару месяцев снова слегла с похожими симптомами — кажется, такое состояние-рецидив бывает у всех, кто избавляется от зависимости. К наркотикам я больше не вернулась. Не хотелось снова проходить через этот ад, к тому же употреблять в тюрьме опасно — легко подхватить ВИЧ.

Кормят в тюрьме по-разному, где-то нормально, где-то — ну полная жесть. Немытая ячневая крупа вместе с травой вперемешку, почти каждый день кислая квашеная капуста, и путассу — самый ужас, ее давали очень часто. Это такая рыба, разворачиваешь ее — и она почти всегда с гнильцой, иногда даже с червячками. Но выбора нет, чистишь, отсортировываешь и ешь. Больше всего было обидно, что хлеб тоже был серый, непропеченный. Как после такого снова не пойти воровать и убивать?

Еду мы часто меняли на сигареты у ВИЧ-инфицированных или зараженных гепатитом женщин. У них особая диета — каши молочные, яичко, хлебушек с маслицем, всё по-человечески. Так, конечно, не везде — в колониях готовят сами заключенные и нанятые технологи, там есть простая свежая еда.

Вообще говорят, что в тюрьмах просыпаются таланты. Там не работают, поэтому мы целый день писали стихи, рисовали, пели. А еще оказалось, что там легко влюбиться. Представьте себе: вы сидите вечно в четырёх стенах, фантазия разыгрывается, и тут приходит она — малява с любовным стихотворением. Это такой способ общения в тюрьме: заворачиваешь письмо в слюду из пачки сигарет, скручиваешь и поджигаешь спичками с двух сторон — послание запечатано, никто не прочтет. Отправляли через окно по канатику в другую камеру.

Ещё через эти мешочки передавали фрукты, обезболивающее, в общем, всё дефицитное. Потом с одним по письму поругаешься, влюбишься в другого – и так много раз. А уже в колонии я влюбилась в девчонку, думаю, сказались два года голодания без мужчин. У нас ничего не было, но любовь в любой форме спасает и поддерживает, даже когда так.

За время заключения ты можешь побывать в нескольких тюрьмах — на этапах. Это как отели для зеков — останавливаешься, пока «путешествуешь» до колонии, основного места заключения. Колония очень похожа на тюрьму, но там еще жестче следят за отношениями между заключенными, за порядком, смотрят, насколько ровно ты заправил постель.

В отряде заключенных всегда есть дедовщина: когда мы с моей подружкой по этапу приехали в свой отряд, то автоматически попали в «низший» класс. Ты приезжаешь, и ты никто — другие осужденные тебя заставляют убирать за всеми, мыть туалеты и полы, матерят и ругают просто так, потому что ты новенький и неопытный. Меня по приезде отправили мыть туалет. Спишь всегда на самой верхней шконке, под потолком, все козырные удобные места, конечно, внизу. Бригадиром нашего отряда была молоденькая девчонка 22 лет, она очень выслуживалась перед командирами и постоянно на нас орала.

Сейчас эта девочка снова сидит. Люди после тюрьмы очень часто возвращаются обратно, потому что адаптироваться к жизни в реальном мире никто не помогает, поэтому женщины выдумывают себе свой мирок, свои правила внутри колонии и играют в них, живут по внутренним законам.

Я сразу для себя решила, что сделаю всё, чтобы не сесть снова, поэтому не воспринимала все эти правила и дедовщину так серьезно. Еще, конечно, меня спасала мысль, что это просто этап жизни, и я мечтала, как буду жить на воле: с дочкой, новой работой и обязательно новым мужчиной! Прямо представила себе, каким он будет — и не поверите, но мой муж сейчас как раз такой. Сбылось, что напридумывала себе в тюрьме.

В остальном жизнь в колонии напоминала армию. Большой высокий забор, колючая проволока, еще один бетонный забор с колючей проволокой. По тюремным продолам (так там называют коридоры) ходят сотрудники УФСИН с собаками, везде камеры, если кто из осужденных попытается сбежать. У меня даже мыслей, честно говоря, таких не было, потому что это нереально.

День в колонии начинался в 5:15. Днём работали — я была швеей. Вся одежда для нашей полиции, ДПС и МЧС сшита нашими руками. Работали с 8:00 утра до 16:00, но многие оставались до ночи. У меня сложилось впечатление, что государству выгодно, чтобы люди отбывали наказание, во всяком случае женщины. Я видела, как они трудятся, на обычном предприятии за такую работу женщина должна получать сотни тысяч рублей. В колонии тот, кто хорошо шьет, в месяц зарабатывал пять-шесть тысяч рублей, кто похуже — 1500–2000 рублей. Осужденные сами себе оплачивают и коммунальные расходы, и питание в столовой, они живут не за счет налогоплательщиков, как многие думают.

Эти же деньги идут на прокладки, туалетную бумагу и мыло, которые тебе выдают раз в месяц. Остаток можно потратить в местном ларьке — магазине на территории. Краситься в колонии сложно, везде разные порядки. Где-то нельзя красить волосы, но можно лицо, где-то, наоборот, отбирали тушь и карандаши. Честно говоря, размалеванные лица в одинаковой зеленой форме и правда выглядели странновато. У нас был популярный способ покрасить брови — накрошить грифель карандаша и им же нанести на брови получившуюся пудру. Было красиво, но, думаю, именно из-за этого способа у меня потом все брови повыпадали.

О колонии сложно сохранить приятные воспоминания, но там надо поддерживать себя чем-то, чтобы не сойти с ума. Мы с девчонками-швеями пересказывали друг другу анекдоты и диалоги из Comedy Club, чтобы похохотать вместе. И помню радость от какао — мы его много пили, мне привозила его на свидания бабушка.

Всего я провела в тюрьме три с половиной года, с декабря 2013-го по август 2016-го. Первым делом мне, конечно, хотелось обнять Машку, мою дочь. Было стыдно, что я пропустила тот самый ласковый, красивый возраст, пропустила, как моя дочка идет в первый класс. У нас полностью открытые отношения. Я призналась ей, что сидела в тюрьме, а она мне: «Мама, спасибо за честность».

Еще год после выхода я наблюдалась у нарколога и раз в месяц сдавала анализы — контроль за бывшими заключенными с зависимостью довольно строгий. Работу после выхода пришлось искать долго — как только слышат про судимость, не берут никуда, служба безопасности отказывает без объяснений. В конце концов меня взяли продавщицей в небольшой магазин с шапками и шарфами, за 500 рублей в день плюс проценты от продаж.

Там я познакомилась со своим теперешним мужем — он работал курьером рядом. На мой рассказ про тюрьму отреагировал очень неожиданно — я предупредила по дороге домой, что хочу рассказать кое-что важное. Он нервничал всю дорогу и, когда я наконец призналась, прямо выдохнул. Говорит, я боялся, что ты замужем! «Ну и что? Я вижу тебя такой, какая ты есть, и мне совершенно неважно, что у тебя было. Но я надеюсь, что хотя бы не за убийство ты сидела?» В общем, всё хорошо кончилось, наркотики его не напугали. И я ему очень благодарна — он делает меня счастливой, а я — всех вокруг себя.

Я пыталась придумать, кем еще могу работать. Моя сестра окончила курсы маникюра и стала мастером. И тут смотрю — у нее появился iPhone, новая одежда. Оказалось, в сфере есть деньги, к тому же занятие творческое. Я тоже закончила курсы, начала работать в салоне, а потом мы с коллегой отделились и стали работать самостоятельно как бизнес-партнеры.

Снимаем помещение, я делаю ногти, коллега — брови. Как наемный мастер маникюра я могла зарабатывать сто-двести тысяч рублей. Сейчас, конечно, доход упал, потому что мы снимаем помещение в новом районе, нужно набрать себе клиентуру. Клиенток, кстати, в основном не смущает мой опыт заключения — многие, когда узнают, начинают рассказывать подобное про своих родственников и знакомых.

Я уже несколько лет живу нормальной жизнью. Веду блог, где рассказываю о колонии, общаюсь там с обычными людьми — многие пишут, что их вдохновляет моя история, хотя и хейта тоже много. Часто пишут бывшие заключенные, делятся опытом, люди с зависимостью — я всегда отвечаю, рассказываю, как сама справлялась с ломкой. И особенно часто общаюсь с матерями ребят, которые сидят. Думаю, они видят во мне надежду на то, что после колонии тоже можно реабилитироваться и жить хорошо.

Человек, который выходит из заключения, как маленький ребенок, но в то же время у него уже есть мозги, куда ветер дунет, он туда и пойдет. Я мечтаю создать реабилитационный центр для отсидевших женщин, учить их там разным профессиям — да хотя бы вот делать ногти. Работодатели не понимают, что теряют, когда отказывают бывшей заключенной в работе — из колоний выходят труженицы, мотивированные, многие хотят вернуться в общество. Очень хочется им помочь.

Текст подготовили: Светлана Киселева, Наталия Чернова

Фото: Getty images, Алексей Белкин/ТАСС, Павел Бедняков/ТАСС, Юрий Тутов/ТАСС, Shutterstock