У протеста женское лицо: как белоруски выходят с цветами против пуль и дубинок

По моей оценке на белорусские протесты всегда ходит очень много женщин, наверное, где-то 50 на 50. Эта президентская и протестная кампания меня потрясла – женщины везде вышли на первый план, при том, что у нас очень патриархальное государство, вся риторика власти построена на том, что женщина вторична, это в общем-то, такое приятное приложение к мужчине. Но кто бы что ни говорил в телевизоре, от наших женщин не ждут слабости. Это такой типичный белорусский нарратив – мужчин побили, арестовали, убили, на их место пришли женщины. Это то, что случилось с выдвижением Светланы Тихановской, которая стала кандидаткой в президенты вместо своего мужа. Это то, что происходит прямо сейчас с нашими протестами – ночные «мужские» и более силовые акции сменяются дневными женскими шествиями за мир. В Беларуси феминизм победит аккуратно и так, что все этого даже не заметят. Может быть, уже победил – стоит поговорить об этом через месяц-другой, когда всё уляжется.

Я не могу сказать, что преодолела страх насилия. На любого, даже самого сильного, подготовленного человека найдётся кто-то ещё сильнее. Что уж говорить про меня – во мне чуть больше 50 кг (уже наверняка меньше). Я очень боюсь. Иногда меня парализует страх, и я понимаю, что стоит остаться дома. Иногда охватывает такая ярость, которая отодвигает страх, заслоняет его. Ощущение бесконечной неоспоримой правоты – в такие моменты появляется в тебе такая силища, что это чувствуют все вокруг.

Мне очень тяжело говорить об этом, настолько, что память вытесняет эти образы. Насилие калечит не только тех, против кого оно направлено, – оно калечит и насильника, оно калечит и того, кто стал случайным свидетелем. Мне действительно очень больно видеть, как бьют людей, я не могу приучить себя спокойно смотреть на это. Когда началась эпидемия коронавируса, многие экономисты писали статьи, в которых считали, во что обходится человеческая жизнь с точки зрения финансов – вырастить, выучить, одеть, обуть, накормить. А я тогда подумала о том, что за каждым человеком стоит огромное количество любви – вот он рождается, его девять месяцев ждёт вся семья, не только родители, потом его растят, балуют, радуются его улыбкам и первому слову. Я не представляю, как можно ударить человека, это как будто бьёшь всех тех, кто растил его своею любовью.

В нашей семье я всегда была самой протестной. Ходила на митинги лет с 14-15, для меня это было так естественно, что это даже не обсуждалось. В 2006 году, когда был митинг после очередных президентских выборов, я уговорила своих родителей присоединиться к нему, с тех пор они тоже выходят на протесты. Сейчас протест настолько широкий, что его поддерживают почти все мои родные. Мои друзья и подруги – рядом со мной на акциях протеста. Конечно, мы опасаемся друг за друга, конечно, мы просим быть осторожнее. Но не выходить уже совсем не получается.

Мне очень повезло: во время этих протестов никто из моих близких не пострадал физически. Физически. Я так и отвечаю на все эти бесконечные ежедневные вопросы «Ты в порядке?» – «Физически да». Мне кажется, мы все здесь уже словили ПТСР, который долго будем расхлебывать у психотерапевтов. Но, даже несмотря на это, мы все очень друг друга бережём.

Я придумала для себя тактику – я разделяю цели и эмоции. Разрешаю себе ненавидеть тех, кто стреляет по нам (и вообще, пока не ненавидеть их у меня не получается). По-моему, это очень естественно – ненавидеть агрессора, насильника. Но есть цель – изменить это всё. Мирный протест показал свою эффективность во всём мире, он работает гораздо лучше насилия, к мирному протесту охотнее присоединяются другие люди, только мирный протест может стать всеобщим. Дело не в том, что белорусы такие лапочки и безобидные котики, не способные на агрессию (так часто думают и про женщин), дело в том, что белорусы очень эффективны и во всём умеют действовать с максимальным КПД. И вот я ненавижу этого мента всей душой, но я не буду его бить, как бы мне ни хотелось его разорвать. Во-первых, я не разорву, а во-вторых, толку в этом для протеста не будет, да и для меня лично тоже.

Хотя «Милиция с народом» я не кричу, ментам цветы не дарю, мне тяжело делать то, что совсем противоречит моим убеждениям. Я задаю им вопросы. За что вы бьёте нас? Почему вы нас так ненавидите? Вот подвесишь человеку вопрос, и волей-неволей его мозг начнёт искать на него ответ, он начинает думать.

Я хочу, чтобы Беларусь стала демократической либеральной страной. Она такая и есть – наши люди удивительно терпимы к друг другу, мы все отмечаем по два Рождества и две Пасхи (даже атеисты), мы умеем жить в мире с другими народами, у нас нет высокомерия и имперских замашек. Я хочу, чтобы Беларусь перестала оглядываться на Россию, да и, пожалуй, на весь остальной мир тоже. Я верю, что у нас получится, мы взрослеем просто на глазах.

Смогу ли я простить тех, кто сейчас избивает мирных протестантов? Это самый сложный для меня вопрос. Я знаю, что человеческая психика работает так, чтобы максимально адаптировать тебя к той дичи, которая происходит вокруг. Я понимаю, что сложно выйти из системы, будучи её частью, – силовиков сплачивают в один коллектив разными методами, и эти связи очень тяжело разорвать. Убивать других людей – настолько противоестественная для человека штука, мы ведь выжили и преуспели как биологический вид только благодаря эмпатии, солидарности и умению строить социальные связи. И на войне, когда у тебя приказ стрелять, ты дегуманизируешь соперника, так тебе проще, когда ты стреляешь в условного «противника», а не в человека. Я знаю, что люди в форме ненавидят нас, это часть их работы. Лично для себя я оставляю возможность под щитками, амуницией и всей этой защитой откопать человека и простить его. Это нужно в первую очередь мне. Но не сегодня, сегодня я думаю о другом. Надеюсь, я смогу простить, но пока мне очень сложно это представить.

Могу точно сказать одно: я никогда не смогу простить тех, кто применял к людям пытки.

Я верю, что всё закончится хорошо. Свою жизнь я вижу только в Беларуси, потому что безумно люблю свою страну. Вот нам часто говорят про «умереть за родину», но не говорят, что за родину можно жить. И вот я за свою родину хочу жить, хочу жить на полную, хочу приглашать сюда своих друзей, хочу сидеть с ними в барах, слушать, как они говорят: «Какие вы, белорусы, классные!» –и флегматично отвечать: «Ага, мы такие».

Эти протесты не очень сильно изменили меня, я осталась собой, разве что стала более открытой, чуть более смелой, но они подарили мне невероятное восхищение людьми, которые вокруг меня. Мои соседки и соседи, согражданки и сограждане, я каждый день ходила мимо них и думала о них гораздо хуже, чем они есть, а оказывается, у многих из них, как и у меня, был припрятан дома бело-красно-белый флаг. Мне безумно нравится это ощущение – я одна из многих. Я — капля в море.

Справляться с тяжестью осознания всего происходящего сейчас в моей родной стране сильно помогает тот факт, что социальные сети разрываются от слов поддержки из самых различных стран мира. Это дает ощущение, что мы не одни и что в силу мирного развития событий с нами верят очень многие люди.

Вчера начала появляться информация, что в Беларуси против насилия начался мирный протест. В Сети стали все чаще мелькать фото и видео, как женщины в одежде белого цвета выходили с цветами в руках на центральные улицы городов. Суть акции солидарности — показать через женское лицо, что белорусское общество против насилия и готово выражать свой протест мирно. Как я позже узнала, 12 августа акция прошла в 10 городах Беларуси и даже нашла отклик за рубежом, например в Лондоне, Берлине, Москве и Петербурге. Для участия женщинам нужно было надеть белую одежду, принести белые цветы и стоять в цепочке в центре города.

Чем чаще оповещение в «Телеграме» показывало уведомления, что количество женщин, стоящих на улице, только растет, тем яснее я понимала, что больше не в силах в страхе наблюдать в Сети или по рассказам знакомых за тем, как очередной раз применяется насилие над человеком.

Беларусь — небольшая страна. Здесь почти все знакомы друг через друга, поэтому у меня достаточно оснований доверять всему произошедшему, как и своим глазам.

В городах Беларуси массово стоят автобусы с ОМОНОм. Любые скопления людей разгоняются. Какими методами – можно посмотреть в интернете. Но женская акция стала исключением! Мы выстояли, и ОМОН не препятствовал женщинам.

Купив цветы, мы с сестрой еще раз обсудили инструктаж на всевозможные случаи и, вооружившись правилами безопасности, стали подходить с парковки к центральному зданию нашего города. Когда я впервые увидела автобус с ОМОНом в масках, мое сердце сильно забилось. На светофоре я честно призналась старшей сестре, что, кажется, мне не хватает смелости. Мы обнялись, посмотрели друг на друга и ради себя и нашей семьи ступили на пешеходный переход. Рядом с сестрой с самого детства мне никогда ничего было не страшно. Я увидела ее стойкость и уверенность в себе и тут же поняла, что мне передалась ее сила. Это не описать словами. Кажется, только в этот момент я поняла, как же велика сила сестринского, женского единства.

У читателей может возникнуть вопрос: «А почему женщины?» Всё просто: протестующих мужчин массово забирает ОМОН.

Мне было страшно от неизвестности перед тем, как силовики могут отреагировать на наш мирный протест. Бороться со страхом удавалось только благодаря вере, что я с сестрой и мы делаем то, во что верим. Когда мы стали в цепочку с другими женщинами и молодыми девушками, меня окутало ощущение непобедимой женской и всечеловеческой силы и от страха не осталось и следа.

Стоя в женском окружении, я испытала гордость за смелость каждой женщины, которая стояла рядом. Мы здесь, потому что мы против насилия, жесткости и кровопролития. Для себя свое участие я объясняла тем, что положить конец страху нужно конкретно сейчас, больше невозможно засыпать с ощущением своего бессилия под шум стрельбы. Ощущение сестринства, материнской любви и объединенности во имя светлого будущего вычистило напрочь весь страх.

Очень часто в нашей жизни мы размышляем о том, что мы сделали бы в той или иной ситуации. А также о том, чего бы мы точно не сделали. Размышляем вслух. Размышляем про себя.

1 января 2020 года в шапке своего профиля в «Инстаграме (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации)» я написала: «2020 будет особенным». В тот момент я вкладывала определенный смысл в эту фразу (вернее, определенные жизненные цели и планы, которые были в списке на этот год). Однако жизнь показала, что этот год действительно такой!

Отправляясь на участок для голосования, каждый верил и надеялся в то, что его голос будет услышан. Народ Беларуси не хотел опираться на опыт прошлых лет и оставаться аполитичным. Впервые за долгие годы мы объединились и поверили в себя.

Вечером 9 августа после закрытия избирательных участков люди вышли на улицы с горящими добрыми глазами и ждали результатов на своих участках. 20:00 9 августа стало точкой невозврата для «той Беларуси».

Мы просто хотели честных выборов. И мы верили в них.

С этого момента в нашей стране начались жесткие задержания и действия со стороны правоохранительных органов. Только вот вопрос: за что? Народ Беларуси – это воспитанные, очень терпеливые, толерантные, образованные люди. Люди с любовью в сердце.

По нашим госканалам передают, что на улицах «орудует шайка наркоманов-алкоголиков, которым заплатили за эти беспорядки» Ладно! Пускай! Пойдем посмотрим!

Выходя на улицу вечером 10 августа со своим мужем и другом, я не узнала родной город Брест. Это был не мой город! Та боль и страх, которые я испытала в тот момент, навсегда останутся в моем сердце. Я увидела семьи с детьми, стариков, молодежь, по которым стреляли вооруженные омоновцы. Стрельба. Дым. Запах слезоточивого газа. Крики женщин. Это был какой-то страшный сон. И я хочу проснуться.

На нас бежит толпа. Мы бежим вместе с ней. А в голове проносится: «Стоп! От кого ты убегаешь?! Зачем?! Ты вообще ничего не сделала». Только вот кому ты задашь эти вопросы?

С 9 по 11 августа во всех городах Беларуси происходили страшные вещи. Зверские поступки в отношении мирных безоружных простых людей. Не нужно перечислять — весь мир видит все это в интернете на всех новостных порталах.

Мы больше не спим. Не едим. Мы оказались в информационном вакууме на два дня. Мне страшно ходить по улице. Мне страшно ехать за рулем. Мне страшно за свою семью.

Я стою в самом центре своего мирного и красивого города. За моей спиной находится церковь. Чуть дальше за ней СИЗО. Вокруг него люди, которые несколько дней не могут разыскать своих детей, мужей, родных и друзей. Слева от меня дорога, которая ведет к Брестской крепости. Крепость видела многое. Но никогда не могла бы подумать, что, возможно, она увидит повтор тех страшных дней. Передо мной люди, которые верят в перемены и свободу. А дома меня ждут восьмилетняя дочь и муж, который места себе не находит от всего происходящего. Но поддерживает во всем! Дома ждут родители, которые узнают по факту, что мы с сестрой были на акции. Хотя мама (крайне аккуратная по жизни) потом отругала нас: почему не взяли ее с собой?

Стараюсь дышать медленно и ровно. Ловлю себя на мысли, что я очень люблю свой народ и страну. Горжусь безмерно стойкостью и менталитетом своих людей. Завтра собираемся снова. Всё не зря. Мы услышаны. Нас было 600 смелых девушек. Завтра будет больше! Нет ничего сильнее женской веры и материнской любви!

Я коренная минчанка, знаю полгорода. Среди протестующих и ситуативно вовлеченных мои соседи, коллеги, бывшие студенты, друзья. Мое начальство по прежним работам, верующие и атеисты. Медики и психологи. Есть пенсионеры, есть подростки. Совершенно разношерстная компания.

Конечно, нам всем страшно. Стараемся смотреть по сторонам, немножко можно и побегать, если успеешь, — вспомнить детство, казаков и разбойников. Моральная готовность есть — если возьмут, не эскалировать, перетерпеть, ну изобьют, ну арестуют, авось все-таки не покалечат и не убьют. Меня однажды арестовывали и подержали в камере — тяжело без воды и туалета много часов, но выжить-то можно.

Было жутко смотреть, как таранили на перекрестке машину с альтернативным флагом моей страны — примерно так в девяностые «зажимали» с трех сторон машины путешественников бандиты, чтобы ограбить. С балкона моей многоэтажки видела, как винтили велосипедистов, как люди мчались врассыпную от омоновцев по дворам, как в 23:00, сразу после закрытия моего районного продуктового, туда ворвалось человек 15 из ОМОНа (дверь они выломали — понятно, что взяли всех, мы-то, местные, знаем, что черный ход там выходит на улицу, не убежишь, к сожалению).

Мой одиннадцатилетний сын меня поддерживает, но, конечно же, волнуется. Родни у меня почти нет, поэтому в протестах участвую минимально — боюсь, что в случае моего задержания может встать вопрос о помещении ребенка в детдом органами опеки. У нас нередко шантажируют таким образом инакомыслящих женщин — жену кандидата в президенты выборов 2010-го Андрея Санникова, Ирину Халип, Светлану Тихановскую, за которую мы сотнями тысяч голосов проголосовали в этом году, Веронику и Валерия Цепкало (член объединенного штаба Тихановской и незарегистрированного кандидата в президенты).

Мои близкие пока, к счастью, в порядке. Арестованы многие знакомые, избит восемнадцатилетний сын подруги. Часто проверяем: близкий круг – как ты, где ты, обменялись ключами, готовы выручить, если что, друг друга – приютить детей, кошек-собак.

Но на самом деле нет ничего удивительного в том, что наши женщины выходят на улицы: мы — партизанский край. Наши бабушки и дедушки воевали в лесах, вели посильную деятельность в городах — моя бабушка, к примеру, ночью просовывала еду одноклассницам под колючую проволоку в минском гетто. История сопротивления белорусов упырям отражена в голливудской драме Defiance (2008) с Дэниелом Крейгом — там обычные люди в тяжелых условиях делали правильные вещи.

Для нас теперь естественно покупать и оставлять в подъезде медицинские наборы первой необходимости (фармацевтки всё понимают, советуют нам, что купить, пакуют и дают свои скидочные карты), держать открытыми подъездные двери вечером и ночью, пустить к себе ночью незнакомых людей (у моей коллеги ночевало на днях столько человек, сколько вместилось в ее однушку), обзванивать вместе знакомых в поисках места, куда повезли арестованных, морально поддерживать тех, у кого арестовали, избили близких, у кого кто-то ушел и не вернулся в эти дни.

Часто мы задаем себе вопрос, сможем ли простить тех соотечественников, кто сейчас выходит против нас с дубинками. Прощение – вопрос важный. У нас сейчас есть инициативы, предлагающие людям, работающим в органах правопорядка, в государственных СМИ (там сплошная топорная пропаганда), учителям госучреждений, вынужденных заниматься фальсификациями выборов, переобучение за их счет, если они не увольняются только лишь из страха не прокормить себя и семьи. Я только за. В десны целоваться с этими людьми я потом вряд ли буду, но третировать каким-либо образом соотечественников, которые сознательно прекратят участие в обмане и репрессиях и признают весь ужас происходящего, у меня не будет стимула.

Изменило ли меня участие в протестах? Моя личная жизнь уже не первый год несет на себе отпечаток моих представлений о свободе мнения и демократическом устройстве общества. Лет пять назад был приятный вечер, для меня приготовил ужин симпатичный мне мужчина и, увы, перед десертом упомянул о том, что он вообще-то коммунист. И обосновал: они, мол, были во всем правы, а репрессии – это простительные перегибы. Десерт-то я съела, но в отношении чувств это было «сразу нет». Так и теперь: личное – это политическое, с людьми, поддерживающими нынешние или давние репрессии над людьми в моей стране, мне «дружить не о чем». Удачи нам всем. В интересное все же время живем!

Если честно, я большая трусиха. На меня сильно действует то, что происходит. Когда читаешь, с какой жестокостью ОМОН обращается с людьми, единственное желание – это сохранить собственную жизнь. А значит, сидеть тихо дома и не высовываться. Но если так поступать, то все жертвы напрасны. Выборы и наши голоса за другого кандидата напрасны... Поэтому делаешь то, что можешь. Мирный протест женщин – это красивая акция, основной сигнал которой – прекратить насилие. Мы понимали, что нас могут схватить и упаковать в автозаки. Но в то же время были мысли, что сначала милиция попросит всех разойтись, а уже потом начнут применять насилие. Я шла на протест и тряслась, сердце колотилось, но еще больше переживала, что придет мало женщин. А когда увидела, сколько нас, страх смешался с чувством радости – нас много, это очень здорово. Смелые сильные красивые женщины Беларуси собираются, чтобы показать всему миру: мы против агрессии.

На акции я встретила много знакомых и подруг. Это художницы, режиссеры, бизнесвумен, журналистки, студентки. Потом многие писали в «Фейсбуке (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации)», увидев стрим с акции: «Почему вы нас не позвали»? Мои мессенджеры разрывались, все спрашивали, когда и где снова собираемся. Одна женщина написала из маленького городка Березино или Березы (не могу уже в потоке найти то сообщение, чтобы указать точный город): «Спасибо вам, мы тоже выходим на улицы!» Я раньше не задумывалась, насколько белоруски сильные, вот честно.

Талантливые, красивые, добросердечные – да. Но такие смелые? Такие упрямые в желании защитить своих мужей и сыновей? То, что сегодня происходит, несмотря на весь кошмар и беспредел, – акт сплоченности белорусок, которые узнали (или знали в отличие от меня), какие они мощные.

Мне страшно каждый день. Я много пишу постов в «Фейсбук (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации)» и «Инстаграм (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации)», они все очень эмоциональные и резкие, дерзкие даже. Мама все просила: «Не пиши ты, а вдруг за это тебя задержат». Надеюсь, что нет, рефлексии пока еще «их» не интересуют.

Мою подругу, журналистку, задерживали несколько раз, когда она освещала события с пикетов. Акция женской солидарности у меня как выход вторая. Первый раз я была на пикете с сыном. Мы видели своими глазами, как ОМОН хватал парней, сами стояли, прижавшись к забору, я укрывала сына рукой. Потом шла домой и дрожало все тело. А еще я очень боялась, потому что к нам навстречу шел мой муж: он только вернулся из командировки, и, зная, что первыми берут мужчин, я плакала и кричала ему в телефон, чтобы он не приходил: «Нас не заберут, а тебя да!» А в это время омоновцы с дубинками летали вокруг, как черные ястребы.

Как преодолеваешь страх? Да никак. Просто идешь и надеешься, что убежишь. К мужчинам отношение хуже.

Мама каждый день звонит и просит никуда не ходить. Но акцию «в белом» одобрила, правда, после того, как узнала, что я там была. Я не говорила ей, что иду, чтобы не волновалась зря. А вот вечерами под пули и гранаты просит не ходить. Я не хожу – боюсь. И не хочу оставить сына сиротой. Друзья поддерживают очень. С дедушкой не обсуждаю политику, опасаясь, что он не на той стороне. Много поддержки от знакомых, от всех, кто против режима. Сейчас такое время, когда друзьями становятся только потому, что вместе борются за одно дело.

Пострадал мой хороший знакомый Андрей Ткачев. Он один из волонтерского движения ByCovid19. Как написали его друзья, его сильно избили, черепно-мозговая травма. А он парень выше двух метров ростом, фитнес-инструктор, сильный и мужественный. Но даже такого великана пытались сломать.

Неважно, пострадал кто-то из родных или близких, мы переживаем за каждого избитого белоруса. Каждый вечер я молюсь (хотя не религиозна), чтобы муж спокойно добрался домой. Так как уже были случаи, когда силовики останавливали машины, извлекали водителей и сильно избивали и задерживали. Нет правды и закона, одна сплошная боль.

Обратного пути нет. Если мы прекратим, значит, сдадимся. Значит, примем фашизм как данность. Белорусы сильно пострадали в войне 1941 года, но никто не предполагал, что фашизм вернется к нам в такой обертке, поэтому наш вектор только один – отстаивать право человечности.

Главная задача сейчас — признание выборов президента незаконными. Свергнуть диктатуру. И провести новые честные выборы. Освободить всех заключенных, включая кандидатов на пост главы государства. Люди часто пишут: «Ваша страна окажется в нищете, если вы выберете другого президента, кроме Лукашенко». Но дело уже не в экономике. А в геноциде собственного народа. Народа, который отдал свои голоса не за него и не за всю эту дичь, что творится на улицах нашей страны.

Тех, кто сейчас избивает своих соотечественников, я не прощу. Чтобы понять, почему я отказываю в милосердии, достаточно увидеть, как пятеро омоновцев дубинками бьют лежащего на земле мужчину. Узнать, как ведут себя с задержанными. А это пытки. Пытки в XXI веке! Простить такое? Нет.

Я думаю, жизнь тех, кто оказался в руках силовиков, кто пережил насилие и пытки, никогда не будет прежней. Многие психологи сейчас предлагают бесплатно оказать помощь всем пострадавшим. Даже я спрашивала и просила помощи, чтобы унять панические атаки. Чтобы понять, как усмирить гнев и тремор, тревожность. Спасает надежда, что всё это однажды закончится. И мы будем гордиться, что смогли. Каждый помогал чем мог. Кто-то постами и акциями протеста, кто-то составлением списка задержанных (работники «тюрем» не говорят родителям и родным, кто где находится. Людей не могут найти по несколько дней). Водители развозят совершенно посторонних людей по домам. Жители укрывают в своих подъездах тех, кто спасается от ОМОНа. В общем, наша жизнь уже изменилась. С одной стороны, мы узнали, сколько в нас человечности, доброты и бескорыстия. И с другой – сколько злобы и ненависти в тех, кто давал присягу защищать свой народ. Раны заживут, но шрамы останутся на всю жизнь...

Почему я участвую в протестах? Потому что я чувствую — мне есть, что сказать. И я должна поддержать других девчонок. Я очень далека от политики, но, когда я увидела, как девушки моложе меня, как женщины старше меня стояли на баррикадах в сцепке и не боялись – и я думаю, и им было что терять – мой страх прошел. Я говорила своему страху – «Ты меньше, чем я». И шла. Потому что мы идем на мирную демонстрацию. Ни одна женщина, стоящая сейчас с цветами в руках, не собирается совершать насилие. Мы выступаем против того, что наши голоса украли.

Да, девочек не учат драться, да, девочек приучают не рисковать собой, поэтому нам сложнее выйти на улицы. Но не надо забывать, что у нас всех есть генетическая память. И белорусские женщины на генетическом, на клеточном уровне знают, что это такое – преодолевать свой страх. Умеют, не рискуя собой, совершить смелый поступок. Мне кажется, женщины более гибкие: ночью страшно выходить – мы днем сделаем свое дело.

Я считаю очень важным, чтобы протесты били мирными. Мы не бьем ОМОНовцев. Мы не громим города. Люди мирно протестуют. Мы – мирные, спокойные, образованные и толерантные люди. Да, конечно, в толпе есть агрессивные люди. Но это откровенные провокаторы.

К счастью, вся моя семья за границей, в Беларуси у меня только мама. Они очень переживают за меня и поддерживают. Говорят, чтобы я берегла себя. Никто из моих близких на момент нашего с вами разговора не пострадал.

Я считаю, что для нас всех очень важно не уподобиться силовикам, не упасть на их уровень. Мы не можем позволить себе отвечать насилием на насилие. Беларусь – это страна великих женщин, начиная с княгини Евфросинии Полоцкой и княжны Рогнеды, и мы должны держать марку и дальше. Нельзя опускаться на уровень насильника, чтобы самим не стать насильниками. И не забывайте, что Беларусь – страна партизанская. Мы умеем сдерживаться и выжидать. Если мы сейчас начнем применять насилие, нас всех просто похватают, и все закончится. Мы не можем этого допустить.

Я вижу другую политическую картину в своей стране – без Лукашенко. Он должен уйти. Он 26 лет был у власти. Хватит. У нас есть другие достойные кандидаты. Их достаточно. У нас хватает достойных мужчин. У нас есть женщины, которые хотят занять президентский пост, и они тоже могут это сделать. Все, что им нужно – это другой президент. Который готов нести ответственность за свою страну. Которого люди будут любить. Когда есть эта связь между властью и любви, общество начинает расцветать. И точно так же, как мы сейчас помогаем друг другу, мы будем помогать нашей стране становиться лучше и сильнее.

Беларусь – это маленькая страна в самом центре Европы. Страна с голубыми озерами, страна под мирными белыми крыльями. Мы хотим, чтобы она такой и оставалась.

Тем моим соотечественникам, что сейчас выходят в форме против своего народа, я хочу сказать: парни, еще не поздно остановиться и перейти на нашу сторону. Я знаю многих достойных офицеров. Я знаю, что им грозит до десяти лет лишения свободы, если они сложат оружие или ослушаются приказа. Но я так же знаю, что в военном кодексе есть статья, которая разрешает бойцам не исполнять заведомо ложный приказ. Идеологическая работа в армии, конечно, очень сильна. Но я вижу, что ОМОНовцы уже не выдерживают. Мы проходим мимо, смотрим в глаза – и они отводят взгляд. Я думаю, они окончат службу и уйдут, но им на смену никто не придет. Потому что после такого служить в ОМОНе будет стыдно.

И еще я точно знаю, что все, что мы сейчас делаем, изменит нас навсегда. Наша страна уже не будет прежней. Потому что мы научились проявлять себя, стоять за себя. И мы победим.