Проституция — это насилие: почему нам всем нужна шведская модель
Проституция — это насилие, а согласие, купленное за деньги, — это не согласие. Сторонники полного легалайза проституции обычно любят защищать свою позицию аргументом «от феминизма»: дескать, женщин мы уже освободили, идею о том, что женщина — асексуальное существо, которому ничто человеческое не нужно, тоже отменили, поэтому женщины должны иметь право пользоваться своим телом по собственному усмотрению и продавать его, если им так хочется. Кто мы такие, чтобы им запрещать? Ханжи, что ли?
Вместе с этим широко распространён миф о «счастливой шлюхе», которая за большие деньги встречается с шикарными мужчинами и воплощает с ними свои разнообразные сексуальные фантазии, получая и удовлетворение, и денежку. Идеальный же расклад — «ничего не делаешь», только раздвигаешь ноги, а на тебя дождем льётся красивая жизнь, заводы-газеты-пароходы и единственное, чего тебе в жизни не хватает, — это снятия общественного табу и возможности платить налоги и копить на пенсию.
Однако, эти «аргументы» легко разбиваются о реальный мир, поскольку и аргументами-то не являются, а, скорее, фантазиями о параллельном мире, которого в реальности никогда не существовало. Что же у нас есть в действительности?
Проституция — это не свободный выбор женщины
В жизни в 99,9% случаев женщину в проституцию толкает не ненасытное желание секса и не желание «легко заработать». Реальность проста и прозаична: человек, который может заработать другим путём, не станет продавать почку, не станет работать суррогатной матерью для незнакомцев (внутрисемейные дела — вроде «отдать почку брату» и «выносить для двоюродной сестры» — это немного другое), не станет продавать своё тело мужчинам, которые обращаются с ним именно как с товаром. Подумайте сами: что выбрали бы вы? Проституированные женщины — это не какие-нибудь там «особые женщины», которым в кайф секс с незнакомцами, коих они не выбирают, и постоянный риск насилия — они такие же, как вы и я.
Именно структурное неравенство (и исходящие из него нищета и безвыходность) толкает женщин в проституцию, и к сексу это не имеет вообще никакого отношения. «Так почему же она не пойдёт работать на кассу или копать урановые рудники?» — спросите вы и подтвердите внутренне мысль, что «она точно хочет легких денег». Но нет. Далеко не всегда и не для всех доступна даже та самая работа на кассе. И далеко не всегда женщины оказываются в этой «индустрии» по доброй воле — существует как минимум несколько очень рабочих механизмов втягивания женщин в проституцию, начиная с lover-boys — бойфрендов, которые затягивают девушек в проституцию, заканчивая шантажом, подсаживанием на наркотики и прямым принуждением.
К тому же, по статистике, примерно 80% женщин, продающих секс, имели опыт сексуального насилия в детстве или юношестве. И да, для них проституция — это способ или навредить себе и окончательно втоптать себя в грязь, подтвердив этим самым: «Да, я шлюха, неудивительно, что меня в детстве насиловал отец», – или вернуть себе право на своё тело: «Теперь я выбираю, кто меня будет насиловать, у меня есть контроль над жизнью», а на самом деле иллюзия контроля. И это, бесспорно, их право, но это не делает эту практику более безопасной или приемлемой. Мы же не нормализуем резанье рук как оптимальное средство регуляции внутренней тревожности, правда? Самоповреждение с помощью других людей — это все ещё самоповреждение.
Ну и, конечно же, вся аргументация о непреодолимом женском желании секса разбивается о простую истину, что клиенты до сих пор в подавляющем большинстве случаев — мужчины. А продают сексуальные услуги — женщины, и редкие мужчины, которые (сюрприз!) продают себя другим мужчинам. По законам рынка, платит всегда тот, кому нужна услуга: парикмахер не приплачивает клиентам за то, чтобы они согласились на стрижку, а уборщица не платит своим хозяевам за честь прибраться у них дома. Секс в том виде, в каком он существует в проституции, нужен мужчинам и потребляется мужчинами и к реализации женского сексуального выбора не имеет ни малейшего отношения.
Клиент покупает не секс, клиент покупает власть
Секс — это не пассивный ресурс, которым обладает женщина, это взаимодействие по согласию. Процесс, коммуникация, но не товар. Купленное за деньги согласие человека, у которого нет выбора и нет никакой власти над сексуальным актом, права им наслаждаться или выбирать клиентов или практики, – это не секс, а насилие, сознательное использование одним человеком другого. Использование, которое расчеловечивает этого «другого человека» и приравнивает его к вещи, к объекту. А не это ли, собственно, является квинтэссенцией всей патриархальной парадигмы?
И это не просто расчеловечивание. Существует расхожий миф, что проституция нужна тем, у кого нет возможности получить секс другим путём: инвалидам, «некрасивым» и неудачливым мужикам. Однако этот миф с треском разбивается о реальность. В жизни типичный клиент — это обычный, социально адаптированный мужчина, у которого есть постоянная девушка или жена и дети и достаточно денег, чтобы регулярно покупать секс, не страдая от изменения качества жизни. Другими словами, человек, который может получить сколько угодно добровольного секса, но он его не устраивает.
Почему он его не устраивает? Потому что сама цель покупки проституированной женщины — это не удовлетворение сексуальной потребности (ее обычно учатся удовлетворять подручными средствами ещё в раннем пубертате). Это потребность в насилии. Потребность в том, чтобы доминировать, иметь власть над беспомощным объектом, который не может сопротивляться, про чувства и удовольствие которого не нужно думать, которого можно ударить, унизить, изнасиловать, не спрашивать согласия, не церемониться. Не больше и не меньше.
Ну вот, вздохнёте вы, а как же гордые «сексуальные работницы» и их права? А как же по-настоящему «счастливые шлюхи», как вот дальняя знакомая подруги моего брата? На целый же «бентли» насосала и очень довольна! Какое право вы имеете прийти и запретить ей заниматься любимой работой? Да никакого. Именно поэтому единственный работающий способ регуляции проституции - шведская модель, которая не запрещает продавать секс, но криминализирует его покупку и организацию деятельности по продаже (сутенерство).
Как работает шведская модель и к чему она привела
В мире существуют три основные модели регуляции проституции. Первая – полное запрещение продажи сексуальных услуг. Паршивая идея, превращающая жертв насилия в преступниц, которые не могут ни обратиться в полицию, ни получить помощь и защиту, к тому же поддерживающая стигматизацию проституированных женщин. Все это ведёт к значительному ухудшению положения проституированых людей и ещё более широкому распространению насилия против них.
Вторая — полная легализация проституции. Можно продавать, можно покупать, есть легальные бордели, медосмотры, налоги, всё цивильно, все танцуют и поют. Как в Германии, Нидерландах, Дании, например. Вроде бы идея богатая — налоги, пенсии, профсоюзы и все такое. Но правда ли легализация — это благо? Нет. Легализация, во-первых, способствует закреплению и нормализации явления, во-вторых, способствует разрастанию его масштабов. И в ходе этого разрастания в проституцию вовлекаются женщины, которые в других условиях туда никогда не попали бы. В странах с легализацией процветает трафикинг, организованная преступность и другие социальные проблемы.
Единственным возможным решением этой проблемы является так называемая шведская модель - абсолютно уникальное законодательство, которое было введено в Швеции в 1999 году и которое с тех пор показало себя одним из наиболее эффективных в мире (и было перенято многими другими странами). Что такое шведская модель? Всё просто: кто угодно может продавать секс, это не наказуемо и не осуждаемо. Но! Секс нельзя покупать и нельзя заниматься сутенерством – под угрозой криминальной ответственности.
Что грозит клиенту?
Преступление «Покупка сексуальных услуг» находится в главе 6 «Сексуальные преступления» Криминального кодекса Швеции (Brottsbalken) наравне с изнасилованием, сексуальными домогательствами, растлением малолетних и т. п. Законодательством предусмотрено наказание в виде штрафа (в среднем 150–750 евро в зависимости от личного дохода преступника) или тюремного заключения сроком до года (если преступление имело по каким-либо причинам особо крупные размеры) или до четырех лет, если проституированной было между 15 и 18 годами (до 15 преступление уже зачисляется в полноценное изнасилование ребёнка). Как и любое другое преступление из криминального кодекса, покупка сексуальных услуг на пять лет оставляет запись в «личном деле» и устроиться на работу к детям, в сферу здравоохранения или полицию будет проблематично.
При этом работа полиции с клиентами не выглядит как охота на ведьм: никто не выбивает из проституток ногами контакты клиентов, их вообще никто и никогда не трогает; большинство мужчин ловятся на горячем в подпольных борделях, которые полиция держит на карандаше, отлавливаются по звонкам из отелей — с жалобой на странную активность и останавливается на улице при попытке финализировать сделку с уличной проституированной. Человека, которого застукали или обвинили в покупке секса, спрашивают: «Ты сознаешься в совершении преступления или нет?» 99% мужчин сознается на месте, потому что это означает, что на данный ими адрес придёт конверт со счётом, они его оплатят – и дело закрыто. Есть большая вероятность, что не узнают ни жена, ни работодатель.
В спорах о шведской модели мужчины всегда используют «неопровержимый» аргумент: мол, если «зловредная баба» после секса по согласию обвинит в покупке, и как тогда быть, куда бежать. Да никуда: она может подать заявление в полицию, дело закроют с вероятностью 99,9% . За отсутствием состава. Потому что за большинством случаев поимки покупателей стоит длительная работа полиции по вычислению проституток, слежка за ними и поимка на горячем (вот горячее некуда). Полиция мониторит отели и интернет, принимает звонки-подсказки от рецепционисток тех же отелей и буквально часами караулит под дверями, прижавшись ухом, — обычному гражданину, который никакой секс не покупал, оказаться обвиненным невозможно.
Как шведская модель помогает проституированным женщинам?
Чем хороша шведская модель? В ней продающую сексуальные услуги женщину не стыдят, не стигматизируют и не преследуют. К ней относятся как к любой другой жертве насилия — с уважением и пониманием. Для неё существуют специальные консультативные центры с бесплатной психологической или любой другой помощью, бесплатные реабилитационные центры, бесплатная контрацепция и много других полезных вещей. Женщина может в любой момент обратиться в полицию и не встретит там ничего, кроме понимания, внимания и сочувствия (я лично сидела на нескольких допросах и заседаниях суда — и не видела ничего ужасного, только уважение и профессионализм со стороны правоохранительных органов). И в случае изнасилования ее будут защищать как любую другую женщину, не апеллируя к ее роду деятельности и «дурной славе».
Закон, однако, преследует тех, кто осуществляет насилие и способствует его распространению, то есть клиентов и сутенеров. Зачем это нужно? В первую очередь, чтобы маркировать на законодательном уровне, что проституция — это ненормально, покупать тело другого человека (из каких бы соображений он его не продавал) — это ненормально, торговать телами других людей — ещё более ненормально. Преследование клиентов давит на спрос, а нет спроса — нет и предложения. Или же оно значительно уменьшается.
Попросту говоря, если в твоей стране есть открытые легальные бордели, вероятность, что среднестатистический мальчик Вася там окажется на каком-нибудь мальчишнике куда выше, чем когда Вася знает, что проститутку ещё поди найти и что за это по головке не погладят. Та самая проститутка в это время находится в полной безопасности: ее никто не трогает, она никому ничего не должна, у неё никто не заберёт деньги и она всегда может сдать проблемного клиента в полицию. Жестоко? Бесспорно. А не жестоко ли покупать живого человека как вещь?
Является ли шведская модель действенной?
Абсолютно. За годы ее существования распространенность проституции в Швеции заметно снизилась. Если до введения закона в Копенгагене, Осло и Стокгольме было примерно одинаковое число уличных проституированных, спустя 10 лет их количество в Стокгольме было втрое меньше соответствующего числа в соседних скандинавских столицах с легалайзом. Количество интернет-проституции также является довольно низким по сравнению с соседними странами. К тому же шведские показатели по насилию против проституированных женщин тоже говорят об успехе: у нас уже давно не было случаев убийства проституированных своими клиентами или сутенерами, тогда как в странах с легалайзом, например в Германии, этот показатель весьма значителен. Ну и наконец, исследования показали, что новая модель урегулирования проституции не повлияла негативно на самих проституированных, а дала им большую защищенность и улучшила их положение.
И напоследок расскажу ещё одну историю частного успеха шведской модели, к вопросу о том, почему не нужно криминализировать продажу секса. Симон Хэггстрем, стокгольмский полицейский из отдела по борьбе с проституцией, рассказывает ее в своей книге «Ночной город».
Девушка из стран Балтии, приехавшая в Швецию на полупринудительные «гастроли», сталкивается с клиентом, который ходил к ней постоянно и ничем не вызывал подозрений. Но через некоторое время стал задавать ей вопросы типа «А не хочешь ли ты, моя умелая бейби, научить всему этому мою дочку. А то ей, знаешь ли, 12 и она какая-то скованная, когда я с ней играю. Ну и сестрица у неё есть шестилетняя, ту вообще с нуля учить нужно, потому что я с ней ещё не начинал».
Девушка, несмотря на ужас, в который впала при этом предложении, решила ему подыграть и вытянула детали: он в разводе, с женой неувязки, дети живут неделя через неделю у мамы и папы, и папа их растлевает. Девушка дает согласие на встречу с мужчиной и его дочкой, а сразу после этого разговора, несмотря на свой почти нулевой английский, идёт в полицию. Полицейские принимают ее всерьёз, устраивают ловушку, и этот «чудесный» отец семейства с размаху садится лет на десять и теряет, конечно, родительские права.
Пошла бы она в полицию, если бы рисковала сама сесть? Да никогда. Удалось бы спасти детей от такого папаши? Нет.
Девушка, кстати, потом была направлена в «Талиту» — организацию, помогающую в реабилитации проституированных женщин. Сейчас у неё все хорошо, она не продает себя и учится в университете.
По состоянию на 2019 год шведская модель действует в Израиле, Ирландии, Исландии, Канаде, Финляндии, Франции и в одной из провинций Соединённого Королевства — Северной Ирландии. Кажется, России пора присоединиться.