#МыСестрыХачатурян: зачем нужен закон о профилактике домашнего насилия

Тело Михаила Хачатуряна с многочисленными ножевыми ранениями было найдено в подъезде 27 июля 2018 года. Его дочери вскоре чистосердечно признались: это они убили отца. Одна из девочек рассказала «Московскому комсомольцу», что с десяти лет Хачатурян избивал сестёр, с 14 — насиловал. Им нельзя было выходить из дома: если старшую отец ещё отпускал на учёбу, то младшую и среднюю за последний учебный год видели в школе всего семь дней.

Соседи были в курсе происходящего: Мария рассказывала об избиениях и пыталась намекнуть, что ими дело не ограничивается. Однако ни сами девочки, ни соседи пойти в полицию не рискнули — боялись. Хачатурян любил хвастаться своими связями и пугать оружием: например, в ответ на просьбу соседки переставить машину вернулся с винтовкой, которой начал угрожать женщине и её маленькой дочке.

По словам адвоката Ангелины Алексея Паршина, защита станет добиваться переквалификации обвинения: девочки пытались остановить насилие, в том числе сексуальное, и речь должна идти о самообороне. По мнению эксперта «Московского комсомольца» адвоката Оксаны Михалкиной, это вряд ли получится: слишком много обстоятельств, которые не позволят изменить статью в рамках действующего Уголовного кодекса.

Дело сестёр Хачатурян стало поводом вновь поднять вопрос о несовершенстве закона о самообороне. Но мне хотелось бы рассказать о другом: как всё происходило бы, если бы был принят законопроект «О профилактике семейно-бытового насилия», внесённый в Госдуму в 2016 году.

Итак, если бы в России был закон о профилактике домашнего насилия...

Тогда любая из сестёр набрала бы 102, и полиция прибыла бы незамедлительно — именно в такой формулировке в документе правоохранителям предписывается реагировать на сообщения о домашнем насилии. Никаких «на труп приедем», как когда-то ответили Яне Савчук, которую потом до смерти забил ногами сожитель Андрей Бочков.

Даже если полицейские на месте обнаружили бы пасторальную картину (например, добродушного отца, который уверяет, что девочки слишком буквально поняли его слова «За двойку убью!»), они всё равно собрали бы показания: самого нарушителя, сестёр и возможных очевидцев. При полиции винтовкой размахивать не с руки, и велика вероятность, что соседи, знающие, что происходит в семье, не стали бы молчать.

Затем девочкам рассказали бы об их правах, в том числе о возможности прямо сейчас уехать в убежище. Пока те собирали бы свои вещи и искали паспорта, полицейские стояли бы рядом, ведь их обязанность — обеспечить наличие предметов первой необходимости и документов пострадавших. Также на месте вынесли бы и защитное предписание, запрещающее Михаилу преследовать дочерей: разыскивать, угрожать, звонить, писать, приходить в школу, подсылать друзей вместо себя. Ах, да, всё то же самое Хачатуряну нельзя было бы делать и в отношении матери девочек, которую он до этого выжил из квартиры побоями, или соседей, не побоявшихся дать показания.

В убежище девочкам помогали бы юристы, медики и психологи, специально подготовленные для работы с жертвами домашнего насилия и понимающие, что они имеют дело с запуганными детьми, над которыми уже много лет издеваются.

Потом настала бы очередь судебного защитного предписания. Хачатуряну запретили бы не только преследовать дочерей, но и обязали бы съехать из квартиры — на срок до года. Не много, но и не мало времени, чтобы научиться жить самим, ведь раньше девочки были фактически изолированы. Вполне вероятно, к ним вернулась бы мать, с которой до этого они встречались урывками, скрывая это от отца.

А что же сам Хачатурян? Во-первых, его коллекция (в квартире нашли арбалет, травматический пистолет, сигнальный револьвер наган, охотничье ружьё и два пневматических пистолета) перестала бы пополняться — любое защитное предписание запрещает приобретать оружие. Во-вторых, его поставили бы на профилактический учёт: раз в месяц или раз в неделю он должен был бы ходить в местное ОВД для часовой профилактической беседы. Разумеется, вряд ли такие разговоры изменили бы человека, который с 10 лет издевается над своими детьми, но он бы точно знал: Большой Брат следит за ним. Правоохранительная система — это тебе не соседка, перед которой достаточно покрасоваться с винтовкой, чтобы она не мешалась под ногами. В-третьих, Хачатуряна могли бы обязать пройти специализированную психологическую программу. Не исключено, что там заметили бы расстройство личности, которым страдал Михаил, и направили бы его к специалисту.

Всё это — лишь небольшой пример того, как работала бы огромная инфраструктура по предотвращению домашних побоев, которая появилась бы, прими Госдума законопроект «О профилактике семейно-бытового насилия». Очень многое осталось за кадром — и появление федеральных целевых программ по предотвращению домашнего насилия; и создание сети убежищ, которых сейчас единицы; и сбор статистики, точно дающей представление о масштабах проблемы; и обучение специалистов, которые помогают жертвам и работают с абьюзерами; и переподготовка полицейских; и информационная работа, цель которой — навсегда убрать из общественного сознания поговорку «Бьёт — значит любит».

Создание этой системы жизненно необходимо. Существуй она сейчас, и три девочки не ждали бы тюрьмы. Довольны остались бы даже те, кто вступается за их отца: он был бы жив, хоть и раздражён необходимостью каждую неделю отмечаться в полицейском участке и запретом покупать новые стреляющие игрушки.

В пояснительной записке к законопроекту приводились данные: 40% всех тяжких насильственных преступлений совершается в семье, только за первое полугодие 2016 года таких зарегистрировано почти 26 000. После перевода домашних побоев в разряд административных преступлений в 2017 году ситуация только ухудшилась: по словам замдиректора национального центра по предотвращению насилия «Анна» Андрея Синельникова, число звонков на горячую линию увеличилось более чем в три раза. По данным Росстата, каждая пятая россиянка сталкивалась с физическим насилием.

На данный момент новелла «О профилактике семейно-бытового насилия» остаётся лишь законопроектом. По словам доцента СПбГУ и соучредительницы Кризисного центра для женщин Наталии Ходыревой, причина банальна — нет денег: «Реализация закона потребует финансовых вложений — создание убежищ, обучение полицейских и судей, компенсации и реабилитация пострадавших».

И пока документ лежит в Госдуме, тег флешмоба #МыСестрыХачатурян как нельзя лучше описывает ситуацию: никто из женщин не защищён от домашнего насилия, а тех, кто оборонялся, спасти могут только хорошие адвокаты и сотни тысяч подписей под петициями. Будем надеяться, что когда-нибудь эти петиции и флешмобы приведут к тому, что защищать женщин от побоев будет государство, а не другие женщины.

Фото: Артем Геодакян/ТАСС, Антон Новодережкин/ТАСС, Максим Григорьев/ТАСС