Люди второго сорта: почему общество против проституток, но не против проституции

Те, кому легализация проституции кажется цивилизующей мерой, приводят убедительные доводы. Раз уж это явление неизбежно, то государство должно позаботиться о безопасности и правах женщин, которые оказывают эти... хм... услуги. И налоги пойдут в бюджет. А еще — легализация будет препятствовать торговле людьми. Клиентам ведь неважно, как эта женщина оказалась на панели, но обществу будет спокойнее, если добровольно. Клиентам неважно. Мужчинам (а именно они формируют спрос на секс за деньги) неважно. Они просто хотят, чтобы шлюха их обслужила.

Удивительно, что голоса, выступающие «за» или «против» легализации проституции — это, за редким исключением, женские голоса. Неужели работницы секс-индустрии обрели правовую субъектность? Да, они все чаще заявляют о своих правах, но до масс-медиа и законодательных органов власти все же добираемся мы — так называемые «обычные и порядочные» женщины. Это мы с различной степенью сострадания и брезгливости говорим об «этих» женщинах, чья работа — обслуживать потребности мужчин. Потребности, которые мы, обычные и порядочные, не можем или не хотим удовлетворять, потребности, от которых нам не по себе, потребности, от которых мы хотим оградить себя легализацией особых услуг «этими» женщинами. Проститутки снижают уровень агрессии в отношении обычных женщин, принимая мужскую агрессию на себя. Их рты, влагалища и анусы предназначены для того, чтобы наши остались в безопасности. Просто работа.

По-настоящему заинтересованные в существовании проституции лица не выступают публично. Те, кому нужны услуги «этих» женщин, не подписывают своими настоящими именами петиции «за» или «против». Депутаты не вносят законопроекты от их лица, простые труженики и медийные персоны не заявляют о том, что им, как постоянным потребителям секс-услуг, хотелось бы улучшить в этой индустрии. Политики не говорят об интересах клиентов, и отрицают то, что сами пользуются услугами проституток. Качество услуги определяет клиент — но он молчит. А почему, собственно, тот, кто формирует спрос на «просто работу», скрывает факт получения услуги? Разве может быть просто услуга по удовлетворению всеми признаваемой потребности позором для потребителя?
Если эта услуга настолько базова и важна, что существует тысячи лет, то почему бы не создать, наконец, общество защиты прав потребителей? Законы, позволяющие подать в суд на проститутку, недостаточно качественно удовлетворившую клиента? Критерии определения качества вагинального, анального, и орального секса? Официально, открыто. Это ведь просто работа. Но явно и неанонимно об интересах клиентов-мужчин говорим только мы, женщины.

Я не смогла сдержать слез, слушая выступление на TED Нюты Федермессер. Я была бы рада сказать, что меня растрогала и восхитила (что правда) эта удивительная женщина, делающая невероятно тяжелую и сложную работу. Но в тот раз меня потрясла рассказанная ею история о том, как в хосписе выполнили последнее желание умирающего мужчины. Он хотел секса, и ему нашли женщину, готовую оказать за деньги эту услугу. Нюта сказала, лукаво улыбаясь, что хоспис еще обратится к этой замечательной женщине за ее услугами, и зал благодушно засмеялся. Как если бы болезнь и близкая смерть делали бы мужчину святым, а его последние желания — священными. То, что мужчина, пока здоров, делает тайно, опасаясь огласки, в хосписе сделали открыто. Настолько открыто, что то, что одна женщина своим влагалищем (анусом? ртом?) добилась последней эякуляции пениса умирающего, удостоилось публичного рассказа другой, только всеми уважаемой, женщины, аж на TED. Но то, о чем мягко и проникновенно рассказала Нюта, на языке индустрии звучит как «шлюха обслужила клиента». Потому что так называют эту работу сами клиенты.

На свете немало профессий, связанных с самыми грязными, тяжелыми, опасными работами. Немало профессий настолько изматывающих и стрессовых, что люди выгорают очень быстро, и очень рано выходят на пенсию. Есть профессии, связанные с постоянным соприкосновением со страданиями, есть профессии, где убивают, и где обязывают убивать. Есть условия, при которых работа похожа на рабство. Но ни одну профессию на свете не характеризуют как «дно». Ни одну, кроме проституции. Проституция — это самое дно, нижайшая ступень общества, и нижайшая степень падения. Проституция — это синоним попрания нравственных законов, продажность, подлость, предательство. «Шлюха», сказанное в адрес женщины — это приговор, клеймо, оскорбление, стигма. Семья шлюхи опозорена, дети шлюхи проклинаемы. Шлюха не имеет права на справедливый суд; шлюху невозможно изнасиловать, оскорбить, нанести ей моральный вред. Шлюха не может сказать «нет», ее можно трогать там, где хочется, так, как хочется. С ней можно сделать то, на что она согласна за деньги, а можно и большее — она ведь шлюха, ей не может быть больно, страшно, противно. Просто работа?

Мы, обычные женщины, считаем, что есть некие особые женщины, которые делают этот выбор добровольно. Они сами иногда рассказывают в интервью, что им нравится их работа. Когда именно они сделали такой выбор — это то, о чем эти женщины обычно умалчивают. При каких обстоятельствах? В каком возрасте? В 20 лет? В 15? Может, в детстве — лет в пять? Санита Кришнан бы уточнила: в 5 месяцев. Она знает, она уже много лет вытаскивает, выкупает, вырывает женщин и девочек из борделей в Индии. И пятимесячных младенцев тоже. Она точно знает, как становятся шлюхами: сначала девочку, девушку, женщину насилуют. В начале каждой истории под названием «Путь проститутки» есть глава «Изнасилование», часто «Групповое изнасилование». Потом обязательно следуют или публичный позор и изгнание из семьи — тогда проституция становится единственным выбором, или замалчивание и запрет на упоминание случившегося — тогда девочка решает, что лучшего не достойна.
Почему мы не слышим этих историй? Потому что даже статусная, получившая своевременную помощь, поддерживаемая семьей и друзьями взрослая женщина не распространяется о том, что ее когда-то изнасиловали. Потому что, даже найдя силы просто поделиться своей историей, она встретит гнев, презрение, обвинения, оскорбления. Женщина, оказавшаяся на панели, не может рассчитывать даже на право сказать. Даже мы, женщины, отказываем проститутке в сострадании.

Так что, не легализовывать проституцию, раз уж так мир устроен? А давайте посмотрим на то, что делает мир таким. Секс-индустрия — это единственная сфера, где на 100% спрос рождает предложение. Спрос настолько неистов и высок, что индустрии мало стандартных кадровых решений, мало добровольных работниц, мало легальных борделей. Так мало, что торговля живым товаром приносит больше прибыли, чем торговля наркотиками или оружием. Давайте посмотрим на тех, кто создает этот непрекращающийся спрос на тела женщин. Пусть они назовут себя, пусть открыто и без смущения расскажут, как важно им иметь постоянный доступ к «особым» услугам. Почему о проституции говорят только женские голоса?
Пусть политики, бизнесмены, артисты, врачи, дальнобойщики, строители, механики, инженеры, учителя, чиновники, пожарные, полицейские, бухгалтеры, а также просто мужья, отцы и сыновья честно назовут себя клиентами проституток. Не все, разумеется, notallmen, а только те, кто пользуется их услугами. Они уже по факту сделали проституцию легальной, так пусть легализуются сами. И заодно пусть расскажут, что с ними не так, коль скоро женщина, которая их «обслуживает», становится оскверненной. А также о том, почему, превознося свои потребности, они унижают тех, кто их удовлетворяет. И когда мы все, наконец, поймем, что дело не в особой потребности в сексе, а во власти, в тяжелом нравственном уродстве клиентов, вопрос о легализации проституции отпадет сам собой.

Этот текст адресован только и исключительно женщинам, поскольку мужской взгляд, мужскую позицию, мужские потребности человечество и так учитывало тысячи лет. Хватит.

Текст: Наталья Абаканович