Лолита для художника: как Кипренский купил себе девочку-жену

О поездке в Италию художник мечтал со времен окончания Академии художеств в 1803 году, однако осуществилось его желание лишь в 1816-м. Императрица Елизавета Алексеевна, покровительствующая Кипренскому, выделила деньги на поездку из личных средств. Так Орест попал в Рим.

В Италии талантливого юношу быстро заметили. Картины его оценили очень высоко: Кипренскому предложили написать себя для флорентийской галереи Уффици, где была собрана коллекция автопортретов великих художников. Орест был первым русским мастером, удостоившимся такой чести.

Примерно в то же время Кипренский создал полотно «Девочка в маковом венке». На нем ангельского вида ребенок смотрит на зрителя. На голове малышки — маковый венок, на щеках — нежный румянец, на губах — легкая полуулыбка... Судьба этой девочки была очень непростой, и связывали ее с Кипренским странные отношения.

Настоящее имя юной натурщицы — Анна-Мария Фалькуччи, но называли ее все Мариучча. Встретил ее Кипренский случайно: художник искал модель для картины «Анакреонова гробница». Она так и не была написана: художник успел лишь сделать наброски, на которых можно видеть девочку, которую держит на руках мать-вакханка. Однако за время работы Орест привязался к темноглазой малышке, чья болезненная красота глубоко тронула его.

Вскоре художник узнал, что мать Мариуччи — женщина «поведения подозрительного»: бедная и при этом ведущая распутную жизнь. Он предложил ей деньги за Мариуччу, и женщина с радостью согласилась. Так юная натурщица поселилась в квартире художника, а ее мать принялась шантажировать Кипренского, вымогая у него все большие и большие суммы.

О Мариучче в письмах друзьям Кипренский говорил довольно странно, упоминая, например, ревность девочки и свое удовольствие от ее покорности: «Как можно оставаться равнодушным, видя около себя существо, которое живет и дышит только для тебя. Которому мнения мои составляют как бы правило, а желание как бы закон, которое удовлетворяет сердце мое нежностью, уверенность в истинной нерасчетливой любви ревностью, странною в девочке таких лет и показывающей в ней натуру, способную дойти со временем в отношении меня до самого высокого самопожертвования...»

А вскоре в Риме разразился грандиозный скандал: одну из натурщиц Кипренского нашли мертвой. Убили ее при странных обстоятельствах: девушку кто-то завернул в холст, облил скипидаром и поджег, и бедняжка сгорела заживо. Через несколько дней от неизвестной болезни умер слуга Кипренского — молодой и дерзкий итальянец.

Орест утверждал, что именно юноша убил натурщицу за то, что она заразила его сифилисом. Однако допросить слугу при жизни не удалось, полиция бездействовала, а по городу поползли слухи: русский художник сжег девушку, уничтожил свидетеля, а потом еще и обвинил их земляка в убийстве.

Нашлись люди, которые говорили, что погибшая женщина была матерью Мариуччи. То ли аппетиты женщины превысили финансовые возможности Ореста, то ли она заподозрила, что живет с ним девочка отнюдь не как дочь, то ли хотела забрать малышку... Это не соответствовало действительности: биограф Кипренского Владимир Толбин нашел письма, из которых видно, что мать Мариуччи требовала у Кипренского деньги уже после гибели натурщицы. Но тогда итальянцы не нуждались в доказательствах: им пришлась по душе история о художнике-убийце.

Рим отвернулся от Кипренского. Мальчишки швыряли в него камнями, когда он выходил на улицу. Ремесленники и торговцы отказывались его обслуживать. Прохожие выкрикивали угрозы. Друзья и заказчики покинули мастера. Не выдержав травли, Орест решил переехать в Париж. Десятилетнюю Мариуччу он поселил в монастырском приюте, оставив немного денег на ее содержание.

Однако эхо скандала докатилось до Франции. Парижские аристократы Кипренского видеть не хотели, устроенную им выставку картин публика встретила равнодушно, газеты не написали о ней даже самой маленькой заметки. В Италию обратная дорога была закрыта, и Кипренский решил ехать в Россию. Там ему помог граф Дмитрий Шереметев: предоставил художнику жилье и мастерскую. Со временем история о сгоревшей итальянке забылась, Ореста снова начали приглашать на приемы, он постепенно оброс новыми заказами и клиентами.

Иногда художник вспоминал о Мариучче. Писал приятелям в Италию: «Прошу сделать мне дружбу, объявить начальнице ее, что я непременно приеду в Рим в течение двух или трех лет и постараюсь нашей Мариучче оказать участие, которое я принял в ее судьбе. У меня никого ближе ее нет на земле». Однако исполнил свое обещание Кипренский только спустя 15 лет.

Всё это время Анна-Мария провела в Приюте неприкаянных. Кельи на 20 человек, серые простыни, тощие подушки, очереди к умывальникам, скудная кормежка... Приходилось много работать: как и в прачечных Магдалины, воспитанницы шили солдатское белье, плели циновки, вязали. В восемь их разводили по комнатам, и там девочки шепотом рассказывали друг другу, что скоро приедут мама и папа, которые их непременно заберут. Но большинство так и вырастали в приюте — и там же умирали.

Мариучча оказалась исключением: Кипренский действительно приехал к ней. Увидев повзрослевшую девушку, он тут же сделал ей предложение, а Мариучча его приняла. Когда они поженились, художнику было 54 года, его невесте — 25.

Венчание было совсем не таким, как ждала девушка: скромным, без гостей, в маленькой церкви. Кипренский объяснил, что чем меньше людей будут знать, что церемония прошла в католическом соборе, тем лучше: смену веры в России не жаловали.

После свадьбы Кипренский снял квартиру с чудесным видом на Вечный город и поселился там со своей молодой женой. О Мариучче в одном из писем художник говорил: «В настоящее время она одна соединяет в себе для моего сердца, для моего воображения всё пространство времени и мира. Ни одного чувства, которое бы не относилось к ней, не пробегает в душе моей».

Однако Мариучча, судя по всему, по-настоящему не любила пожилого художника. Была благодарна за то, что он увез ее из приюта, но не более. Это сказывалось на отношениях: всё чаще Кипренского по вечерам видели в трактире покупающим одну бутылку вина за другой. Пьяного мужа Анна-Мария домой не пускала, и Оресту приходилось ночевать под портиком между колоннами.

Возможно, там он и простудился. Но как бы то ни было, брак Кипренского продлился всего три месяца: 17 октября 1836 года художник скончался от воспаления легких, оставив беременную Мариуччу одну.

В Петербурге вдове назначали небольшую пенсию в 60 червонных в год, Академия художеств приобрела у нее три работы покойного мужа за шесть тысяч рублей, еще пять тысяч Анна-Мария Кипренская получила от графинь Потоцкой и Шуваловой за их портреты. 10 тысяч остались после смерти мужа, так что нищета семье Кипренского не грозила.

Через полгода после смерти Ореста родилась его дочь Клотильда. А спустя несколько лет Мариучча покинула Рим. Ходили слухи, что в нее влюбился молодой торговец то ли из Перуджи, то ли из Сиены. Они обвенчались, и мужчина увез девушку к себе в город, после чего «всякая связь соотечественников с вдовой и дочерью Кипренского оборвалась навсегда».

Фото: Getty images, Legion media