Аборт и закон: могут ли нам запретить решать, когда быть матерью?

Если объяснять простыми словами, то решение Конституционного суда означает следующее: женщина должна родить, даже если известно, что ребенок умрет сразу или проживет несколько дней.

До 22 октября любая женщина в Польше, узнав о подобном диагнозе, могла сделать аборт. Прийти в клинику, получить наркоз, через час оказаться в палате, еще через три — дома. Подождать полгода — и делать новую попытку. Однако 22 октября всё изменилось.

Теперь девушке предстоит полгода провести беременной, пока не родится ребенок. Отеки, бессонница, ноющая поясница, тошнота, забеги в туалет каждые 15 минут, вздутие живота, боль из-за того, что внутренние органы меняют свое положение, одышка, варикоз, запоры, проблемы с деснами, невозможность нормально поесть из-за токсикоза — перечислять «побочки» беременности можно долго. С ними можно смириться, когда знаешь, ради чего всё это. Но представьте, каково это переносить, зная, что родишь ребенка, который проживет лишь несколько часов? Или вообще мертвого?

Потом сами роды. Много часов боли и во время, и после: восстановление после них проходит медленнее и сложнее по сравнению с качественно проведенным абортом. И никто не унесет мертвого ребенка, чтобы у женщины был шанс забыть о случившемся: теперь ее ждут многочисленные бумажки, а затем — похороны. И даже после них ничего не закончится. Останется грудь, из которой течет молоко. Шрамы, если «кесарили». А следующая попытка забеременеть уже отложится на год или два, если вообще состоится после пережитого ужаса.

Правозащитница Мари Давтян на своей странице в Facebook (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) описывает случай «K.L. против Перу»: 17-летняя девушка забеременела, УЗИ показало анэнцефалию, однако в аборте K.L. отказали — в Перу такие операции разрешены, только если это единственный способ спасти жизнь беременной женщины или избежать необратимого ущерба ее здоровью. Девушку вынудили доносить плод до самых родов, а потом еще четыре дня заставляли кормить ребенка, пока тот не умер. Итог — глубокая депрессия и продолжительное лечение у психиатра. Но, очевидно, этот вред в Перу считается не тяжелым, а так, незначительными проблемами.

Теперь то же самое ожидает Польшу. Решение Конституционного суда приветствовали президент Польши Анджей Дуда, а также высшие иерархи польской Католической церкви, но не женщины: 30 октября на улицы вышли 150 тысяч человек, которых силовикам пришлось разгонять слезоточивым газом. Демонстрации продолжались и в следующие дни, в итоге 4 ноября власти Польши решили перенести внедрение новых запретов на аборты. Премьер-министр Михал Дворчик заявил, что «идет дискуссия, и было бы неплохо уделить некоторое время диалогу». Чем закончится эта история, пока неизвестно.

Законопроект о выводе абортов из ОМС был внесен в Госдуму еще в 2004 году. В пояснительной записке авторы указали, что его принятие необходимо, чтобы «подготовить общественное мнение к принятию более последовательных решений, направленных на защиту жизни нерожденных детей». Иными словами, практически открыто заявили: это первый шаг к запрету абортов в принципе. Об этом говорит еще одна формулировка из того же документа: в России-де «защита права ребенка на жизнь уже до его рождения глубоко укоренена в исторических традициях».

Новелла получила негативный отзыв от комитета Государственной Думы по охране здоровья: там напомнили, что, во-первых, в Конституции закреплено право граждан на бесплатную помощь в государственных больницах, во-вторых, в федеральном законе «Об основах законодательства РФ об охране здоровья граждан» говорится, что женщины сами принимают решение о материнстве, а значит, оно не должно зависеть от того, если ли у женщины доступ к услугам платных клиник или нет. В конце концов законопроект был отклонен 48 голосами против 14.

Одной попыткой, конечно, дело не ограничилось. В 2016 году петиция за вывод абортов из ОМС набрала более 100 тысяч голосов на портале «Российская общественная инициатива», что обязало экспертную рабочую группу при правительстве ее рассмотреть. Отзыв снова был отрицательным: в Минздраве и Фонде обязательного медицинского страхования объяснили, что лечение последствий криминальных абортов обойдется бюджету гораздо дороже, чем легальные операции по ОМС.

В 2017 году на заседании межфракционной рабочей группы Госдумы по защите христианских ценностей архимандрит Феофилакт потребовал, чтобы аборт признали убийством и запретили. Также священнослужитель настаивал, что родителям надо разрешить применять физическое наказание к детям, ведь иначе «мы вступаем в противоречие со священным писанием», и, вообще, «недопустимо, когда запрещается традиционное воспитание в христианской семье».

В 2019 году на заседании рабочей группы по вопросам выведения абортов из ОМС и других инициатив РПЦ руководитель правового управления Московской патриархии игуменья Ксения (Чернега) настаивала, что в федеральный закон о правах ребенка надо включить защиту этих самых прав до рождения. И добавила, что это станет законным основанием для запрета прерывания беременности.

В риторике, развернувшейся вокруг «нерожденных детей», примечателен один момент. Пока никто из чиновников, отстаивающих право женщин распоряжаться своим телом, ни разу не сказал, что эмбрион — это не ребенок. Много говорится о финансовой составляющей, о возможной гибели женщин от подпольных операций, о существующих статьях законов, но «права нерожденных детей» никто не опровергает. Складывается впечатление, что их считают разве что менее приоритетными, чем права женщин.

И это может измениться в любой момент. Например, 22 октября 2021 года. Или 17 января 2025-го.

«Права нерожденных детей» — это, разумеется, формулировка правового поля. Но в первую очередь этот вопрос решается на этическом уровне. В РПЦ на него уже ответили: ребенок — это оплодотворенная яйцеклетка, поэтому убийство не только аборты, но и гормональные контрацептивы, которые не дают закрепиться такой яйцеклетке на стенке матки, а также ЭКО, когда в ход идет лишь одна «заготовка», остальные же утилизируются.

С нами, женщинами, всё сложнее. Несмотря на все статьи и фотографии, где видно, что эмбрион — это три сантиметра плоти с жабрами, всё равно за ним для многих тенью стоят возможности. Дети, в которых он может превратится. Мальчик Петя, который любит машинки и Мэйбл из «Гравити Фолз». Девочка Маша, которая обожает рисовать динозавров и мечтает стать «ученым по птицам». Потому многие из нас действительно начинают сомневаться: а может, и правда надо защищать права тех, кто не родился?

Но вот вам один простой тест. Представьте, что вы оказались в здании, где полыхает пожар. В комнате с вами — контейнер с пятью тысячами замороженных эмбрионов и рыдающая трехлетка. Кого вы внесете из огня? Ответить, как правило, очень просто.

Ребенок — это не яйцеклетка, в которую проник сперматозоид. Это силы, время и любовь, которые вкладывают в него родители. И когда этих сил нет, не будет ни Пети, ни Маши — будет очередная трагедия. Например, как та, что случилась в прошлом году в Москве, когда отчаявшаяся мать выбросилась из окна с двумя детьми. Будет больной Коля в детском доме, получающий одну сотую долю того внимания и заботы, которые нужны ему, чтобы выжить.

В 2017 году на своей ежегодной пресс-конференции Владимир Путин заявил, что в большинстве стран решения о прерывании беременности остаются за женщинами, а запрет абортов приводит к росту криминальных операций, которые наносят колоссальный ущерб здоровью будущих матерей. В 2020 году он же поручил оценить и усилить эффективность работы медицинских организаций по профилактике абортов, и предложил в качестве одной из мер «усиление финансовой заинтересованности» врачей в профилактике абортов.

Иными словами, пока нас будут только отговаривать. Что ж, давайте надеяться, что этим и закончится. И наблюдать за Польшей: поможет ли женщинам готовность отстаивать свои права на улице? А еще учить наших дочерей всему, что мы знаем о контрацепции. Есть вероятность, что еще десять лет — и это окажется единственным, что спасет если не жизнь, то душевное здоровье.