Если Бубликов стал нежным, значит...

Было шесть утра. М. на свою беду уже не спала, но и не открывала глаз. Одно из редких удовольствий работающего человека – проснуться до будильника и не вставать. Тело и разум будто укрыты легким покрывалом, оно ограждает от суеты, от недовольного босса, от потерявших совесть клиентов. От того, что на пути с работы нужно купить еды, приготовить ее и убедить Бубликова поужинать без кривляния (сегодня он не ест одно, а завтра – другое), и всю дорогу хорошо выглядеть. Буддийские монахи, чтобы достичь просветления, часами медитировали на цветок лотоса. У М. не было ни цветка, ни времени на такие глупости. Она могла себе позволить лишь короткую утреннюю передышку с закрытыми глазами. И в эту передышку влез Бубликов.

К спонтанному проявлению нежных чувств Бубликов не приучен. Никто ведь не ждет от разгневанного осиного роя способности к диалогу. Или счастливого финала в европейском фильме. Того, что соседи сверху будут тихими людьми... В общем, Бубликов был не силен по части сказать что-либо ласковое. М. даже как-то подумала, что нежности мужчинам – или не мужчинам, а Бубликову, ведь был еще и Колин Ферт, конечно, – выдается немного и под роспись, и они отчаянно эту нежность экономят, чтобы пусть впроголодь, но хватило на всю жизнь. В общем, чутким Бубликов становился, когда ему было что-то нужно. Или он что-то разбил, сломал, съел. Но неожиданную утреннюю нежность этим не объяснить. Даже если Бубликов что-то разбил, общение со спящей М. ему никак бы не помогло.

Изменяет, вдруг поняла М. и проснулась по-настоящему. Даже голову стал чаще мыть. Намылит, сволочь, и давай... Что Бубликов давал с намыленной головой, она не придумала – размышления прервал звон будильника. День официально начался.

М. решила было с утра молча поливать Бубликова презрением, но поняла, что для скандала нужен убедительный повод, иначе Бубликов в ответ на любые обвинения будет трогательно хлопать глазами и челюстью. Потому М. держала себя в руках, изменилась в лице, когда Бубликов выкатился из ванной с мытой головой и взялся за фен.

...М. вернулась домой пораньше. Проверила почту. Проверила «Фэйсбук». Помучилась тридцать секунд вечными вопросами. Проверила его почту. Проверила его «Фэйсбук». Посмотрела, на какие сайты он ходил. Почувствовала стыд. Проверила его ICQ. Проверила его почту еще раз (тут ей стало совсем стыдно, но ведь он первый начал).

Везде тишина. Судя по избранной переписке с друзьями, если Бубликов и думал изменить М., то меньше чем на Меган Фокс не был согласен. Поэтому М. аккуратно вышла из всех программ и пошла готовить ужин. Если он сегодня цветы подарит, сказала она себе, или предложит помыть посуду – точно изменяет, подлец. А нет, значит, просто утром с Бубликовым случилась нечаянная перемена: как если бы кукла, которая всю жизнь говорила «мама», распахнула глаза и спросила, здесь ли продается славянский шкаф. Маловероятно, подумала М., но реально.

Через час пришел Бубликов (без цветов), сказал, что есть не хочет, свинину не будет и вообще его мама картошку жарила не так. От каждой его гадости М. успокаивалась все больше. Подошло время финальной проверки: М. собрала тарелки, отнесла их на кухню и включила воду. Из комнаты – молчание. Для верности М. позвенела посудой в раковине. Выключила воду и включила снова. Ни звука. «Помочь?» — крикнул Бубликов, когда она домывала последнюю тарелку. «Я сама», — крикнула она в ответ и улыбнулась.

Наутро она снова проснулась пораньше, но Бубликов только сопел.

Иллюстрация: МАКСИМ САВВА

Другие колонки Бубликова: