Бубликов о любви
– Вот, знаешь, что обидно, — сказала М., пыхая утюгом в ткань, — что я вот глажу-глажу тебе рубашки, а ты потом в этих же рубашках по бабам пойдешь.
Бубликов в этот момент ел омлет с помидорами. Набирался сил, чтобы идти по бабам и в другие места.
– Ну ты не гладь тогда, — ответил он вполне миролюбиво, — я в мятом к ним пойду.
– Нет, ну правда, — сказала М., — до чего обидно! Заботишься о вас, заботишься, погладь, постирай, накорми – и что в итоге?
– Стоп, — перебил Бубликов. — Если докапываться до смыслов и итогов, то проще сразу в пике валиться. Давай мыслить позитивно. Хочется погладить – погладила. Хочется постирать – накормила. Не накручивай себя.
М. пристроила утюг на подставку и выразительно посмотрела на Бубликова. Делала она это всегда одинаково – поджимала губы и одновременно раскрывала глаза пошире, так что Бубликов довольно скоро, через год-два после знакомства, научился понимать, что это означает.
– Я что имел в виду, — отважно заплясал он по углям, — что не нужно делать какие-то вещи ради благодарности или еще чего-то. Ты их делаешь, потому что хочется. Потому что не можешь этого не делать, например как Олеша. Вот он каждый день писал, ни дня, как говорится, без строчки.
– А я, значит, каждый день глажу, — выдавила наконец М., — ни дня без глажки. Как Олеша.
– Типа того, — согласился Бубликов, это казалось безопасным. — Просто не нужно через себя переступать, тебе должно это нравиться.
– Хочется погладить?! Нравиться?!
– Заботиться о любимом человеке, — сказал чуткий к смене погоды Бубликов, — должно быть приятно.
Любимый человек и не знал, какой трогательной заботой был все это время окружен, поэтому снова поставил утюг на подставку и растопырил глаза пошире. Бубликов замолчал.
– И? — очень грозно сказал через минуту любимый человек.
– Что «и»?
– И как ты обо мне заботишься?
– Ну как, — сказал Бубликов, — обычно забочусь. Деньги в дом приношу, цветы вот.
– «Цветы вот», — сказал любимый человек, — были восьмого марта, а сейчас май.
– Ну и вообще, — сказал Бубликов, — люблю же.
– «Люблю же», — сказал любимый человек, не меняясь в лице, — было тридцатого апреля, а сейчас май.
Напрягшись, Бубликов вспомнил, что несколько раз предлагал помощь в чистке картошки («на последней картофелине? спасибо! глаз-алмаз!»), покупал М. перчатки для мытья посуды, а третьего дня так вообще заварил ей чай. Чайная капля стала последней.
– Вообще-то, Антон, — сказала М., — с чаем все правда, кроме того, что это я его заварила, потому что ты сначала, конечно, собирался, но потом понял, что очень устал и на тебе, видите ли, кот лежит.
Взъерошенный и помятый человек в лифте пригладил рукой волосы и сказал себе, что, да, конечно, как-то нехорошо получается, что цветы были в марте, а сейчас май, не говоря уж о чае. Я прямо сегодня, сказал себе помятый человек, обязательно куплю цветы, приду пораньше домой, почищу картошку, чай заварю и все такое. Но чудесным образом, пока лифт спускался с восьмого до пятого, все эти «куплю, приду, почищу, заварю» превратились в «купил, пришел, почистил, заварил». На третьем этаже Бубликову казалось, что он «покупает, приходит, чистит и заваривает» чуть ли не каждый день.
На первом этаже он ее, конечно, простил. Потому что любовь. А любовь – это такая штука, когда один стирает, убирает и гладит, а второй никогда подолгу не обижается на это.
АНТОН БУБЛИКОВ
ИЛЛЮСТРАЦИЯ МАКСИМ САВВА