«Првт, ка кдила»: почему мы спьяну пишем бывшим и как это прекратить?

Боюсь я только вот таких моментов: когда ты просыпаешься утром после вечеринки и понимаешь, что вчера писала бывшему. Или нескольким бывшим. Или возможному будущему, но это уже вряд ли. Потому что в жизни ты вся такая «ой, до субботы не получится, я очень занята», а в сообщениях вдруг появляется твое темное, дикое, всклокоченное альтер-эго, которое хватает мужчину за пуговицу джинсов и жарко дышит на ухо: «Не могу, хочу к тебе. Прямо сейчас!» Обычно мужчина тоже начинает не мочь. Ему — в час ночи — срочно нужно поработать, дать лекарство кошке или перевести жену через дорогу («А, да? Я разве не говорил, что женат?»).

В общем, боль и унижение — эти наши пьяные переписки. «Наши», потому что так делаю не только я, но и многие мои подруги. И Маша (24), и Катя (32), и Наталья (41). И даже знакомые и не очень мужчины. Недавно, например, мне звонил некий Петр, с которым мы совпали в Тиндере сто вечеринок тому назад. Тогда мы не встретились («Я очень стеснительный, извини»), а сейчас он в ночь с субботы на воскресенье вдруг набрался смелости пригласить меня в филармонию. Или на лекцию о модерне в архитектуре. Или еще куда поинтереснее. Не знаю. Трубку я не взяла, но задумалась: ну почему мы так себя ведем?

«Пьяный делает много такого, от чего, протрезвев, краснеет», — верно подметил Сенека. Как и все древние римляне, он наверняка знал толк в вечеринках. Интересно, слал ли он своей женщине раба с дощечкой: «Приди же, Паулина, на нашу пирушку, желаю в очи твои глядеть»? Думаю, слал. Античный мыслитель хоть и влиял какое-то время на императора Нерона, нейроны собственного мозга ему — как и всем нам — были неподвластны. Под действием этанола они перестают нормально передавать друг другу сигналы, и процессы, которые обычно делают нас людьми, нарушаются.

Знаю, неожиданно ворвалась в этот текст биология. Но мне приятно думать о человеческом поведении именно так — с точки зрения процессов в мозге. Особенно когда ни о чем другом без таблетки аспирина думать больно. «Нет, это только кажется, что я вчера что-то натворила, — успокаиваю себя на утро. — Просто с похмелья немного сбоит миндалина, которая отвечает за эмоции. Это повышенная тревожность на пустом месте, пройдет». И почему нас не учили такому в школе?

Вернемся же к нашим нейронам. После нескольких бокалов они уходят в отпуск, особенно те, что в префронтальной коре. Положи руку на лоб, префронтальная кора окажется под ладонью. Эта зона — элитный тюнинг мозга, который отличает нас от животных. Благодаря ей мы можем строить планы, фантазировать, стремиться к важным целям, делать разумный выбор и не мазать вареньем стул начальницы. Так что когда ты после разрыва решаешь, что не хочешь общаться «с этим ужасным человеком», именно префронтальная кора помогает держать слово. Пока ты не нокатируешь ее алкоголем, конечно.

Люди до 24 лет, чья префронтальная кора все еще формируется, и строитель Финеас Гейдж, которому в XIX веке рельсой пробило череп как раз в этой области, контролируют свое поведение несколько хуже. Да и остальные иногда справляются с трудом (как насчет еще одной шоколадки, м?). А все потому, что эта надстройка — сравнительно новое и не слишком мощное изобретение эволюции.

Гораздо древнее и сильнее часть, которая нашептывает: «Он ждет твоего звонка!» Эту рисковую, гедонистическую сущность иногда называют «Системой 1», а иногда — системой вознаграждения. Но как ни назови, суть одна: у нее много желаний, и она требует, чтобы все исполнились прямо сейчас. «Смотри, какая сумка! И всего 2000 рублей. А вот мороженое продают, давай купим? Ого, какой парниша мимо прошел! И посмотрел так выразительно. Хочу, хочу, хочу!» — кричит хор из областей, объединенных в эту систему.

Эти области связаны дофаминергическими путями, то есть очень чувствительны к дофамину. Ты наверняка слышала о нем как о «гормоне удовольствия». И хотя гормон — это то, что вырабатывается надпочечниками, а в мозге речь идет о нейромедиаторе, дофамин в любом месте отличная штука. С его помощью эволюция сделала так, чтобы мы без напоминаний искали и ценили калорийную еду, секс, социальные связи и другие важные для выживания вещи. Учились не только кнутом, но и пряником.

Что ж, отличный план! Был, пока однажды человек не выпил испорченный виноградный сок и неожиданно не получил массу удовольствия. Оказалось, что дофамин может вырабатываться в больших дозах от алкоголя и наркотиков. А так как он связан с мотивацией, а не удовлетворением, получился замкнутый круг: чем больше пьешь, тем больше хочется, и остановить может только отравление. Ну или префронтальная кора, если она достаточно сильна.

А пока они не вмешались, древние импульсы лезут изо всех щелей, как чудовища на картинах Босха. Съесть еще этих французских булок? Подойти к вон тем милым бритоголовым ребятам, спросить, чо как? Поехать к малознакомому мужчине домой? В режиме «вижу цель, не вижу препятствий» прокатывает все. Что из этого получается — сама знаешь.

И, наверное, уже догадываешься, как сделать так, чтобы не получалось. Помогать префронтальной коре! Чем чаще ты проявляешь волю, тем прочнее становятся в ней нейронные связи и тем проще будет вести себя так, как хочешь разумная, а не импульсивная ты. Еще, конечно, поможет закрыть у психотерапевта все незакрытые гештальты, чтоб не дуло. Проверено на себе.

Искоренять привычку сразу и до основания трудно. Лучше заменить ее вредное звено. Я, например, сперва приучила себя вместо любовников писать косметологу и мастеру по бровям (Ли, прости, что донимала в ночи!). Потом стала ввязываться в рабочие проекты, позже перешла на комментирование чужих сториз в Инстаграме (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации). И наконец эволюционировала до самого безопасного уровня: писать сообщения в свой закрытый Твиттер. Если уж моя миндалина так жаждет общения, то пусть это хотя бы останется между нами.

Задать вопрос Оле или поспорить с ней ты можешь в ее Instagram (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации).