«В восемь лет мой сын не хотел жить»: как я справилась со школьной травлей

В нежном возрасте семи и восьми лет Ярослав подвергся травле. Ирония, если тут вообще уместно иронизировать, заключается в том, что мои школьные годы выпали на девяностые, когда уровень агрессии в обществе зашкаливал, к тому же я была круглой отличницей, однако десять школьных лет мне как-то удалось прожить без унижений и оскорблений. С моим сыном беда случилась в благополучные сытые годы, в престижной московской школе, в классе, где у большинства детей были, что называется, непростые родители, а учительница считалась одной из лучших.

Все события трудно уложить в короткий текст. Еще труднее передать тот ад, который творился в жизни сына и всей нашей семьи. Первые звоночки появились через два месяца после поступления в первый класс «Е». Родители, как полагается, объединились в школьном чате «Ешкины болтушки». В ноябре буквально все в чате начали жаловаться на агрессивного мальчика, назовем его Вовочкой. То толкнет кого-то с лестницы, то ударит, то обматерит, то девочку повалит на пол со словами: «Снимай трусы!» Ярослав все случаи подтверждал, но особо не жаловался. Да и учительница каждый день повторяла детям, что «Вовочка особенный, не надо обращать внимания и тем более давать сдачи».

Сын, чем дальше учился, тем неохотнее ходил в школу. Стал часто болеть. Неделю учится, две недели дома. Имя Вовочки мелькало, но на все наши вопросы Ярослав, как мантру, повторял слова учительницы, что всё нормально и всё наладится. Не налаживалось.

Весной несколько мам прислали мне личные сообщения следующего содержания: «Дети дома рассказывают, что условия, в которых учится Ярослав, сродни тюремным», «Считаете ли вы это нормальным?», «Неужели он ничего не рассказывает? Вовочка его третирует». Я показала переписку учительнице. Та призналась, что Вовочка трудный, но она справляется. «Мальчик сидит за отдельной партой, все перемены под моим наблюдением, и в нашем классе он неспроста, а потому, что у меня есть сертификат дефектолога».

Я резонно задала вопрос, инклюзивный ли Вовочка, встретила взгляд в пол и была отправлена общаться с директором начальной школы. Директор обещала разобраться, посмотреть записи с камер, поговорить с мамой Вовочки. Половина родителей класса решила написать письмо администрации школы с просьбой обеспечить безопасность детей. К слову, в письме не обвинялась и даже не упоминалась учительница, не звучало призывов Вовочку из класса исключить. Предлагалось обеспечить мальчику отдельного тьютера, провести в классе уроки доброты. Письмо было пропитано толерантностью и современными установками о пользе инклюзии, хотя официально школа не признавалась, что Вовочка — ребенок с особенными потребностями, но все всё понимали.

Следующие полтора года наша семья жила в романе Кафки, где всё перевернуто, невиновные виновны, неправые правы. Учительница собрала лояльных родителей. У стен есть уши, поэтому позже я узнала, что на этой встрече она рыдала, пила валерьянку, жаловалась, что наша семья ее третирует, лезет в учебный процесс, нервная мать каждый день пишет и звонит. «Им надо с ребенком своим работать. Он в роли жертвы. Еще бы, с такой матерью. Он не может за себя постоять. В таких условиях я не могу продолжать работать, я увольняюсь». Заявления об увольнении не последовало. А вот письмо поддержки от благодарных родителей появилось на следующий день. Кроме того, к директору были вызваны все родители, подписавшие первое письмо.

С каждым разговор складывался по-разному. Одним, активно настроенным, директор говорила, что, конечно, Вовочка проблемный, но учитель делает всё, что может. Для пущей убедительности прямо с урока срывали учительницу и подключали ее к беседе, а та с каждым следующим родителем всё больше нервничала, но повторяла, что всё под контролем, что ей нетрудно. Некоторым же родителям сразу, в первые минуты встречи, показывали список детей из группы риска, требующей особого внимания учителя. В этом списке прямо под Вовочкой неожиданно оказывалась фамилия их ребенка.

Эти разные встречи были похожи в одном: мы с мужем объявлялись персонами нон-грата, общаться с нами настоятельно не рекомендовалось. Шантаж сработал. Из половины класса, изначально настроенной решить проблему травли, остались я и еще одна мама. Остальные как-то быстро переобулись, вспомнили, что их ребенок с Вовочкой подружился или вовремя дал ему сдачи. Мы снова общались с директором. Выяснилось, что проблемы есть только у Ярослава, но всё равно будут предприняты все меры, чтобы ему в школе было хорошо. На этой невнятной ноте закончился первый класс.

Следующий год сразу начался с того, что Ярослава травили уже коллективно. Это были обычные мальчишки, которые любят играть в футбол, не стесняются в выражениях, пока взрослые не слышат. Так совпало, что это были дети тех самых лояльных родителей, при которых грозилась уволиться учительница.

Ярослава называли «девочкой», смеялись над тем, что он слушает Моцарта, постоянно рисует «Крик» Мунка, подтрунивали над любым его словом или действием. Учительница с нами прервала все контакты. Походы к директору и просьба перевести Ярослава в другой класс заканчивались уверениями, что мест нигде нет, обещанием разобраться, пожеланием нам с мужем попить успокоительных, не преувеличивать, не допрашивать ежедневно ребенка и вообще смотреть на жизнь с оптимизмом. Позже мы узнаем, что в топовых школах уход ребенка по причине неудовлетворенности учителем нежелателен, это пятно на репутации учителя и в конечном счете на рейтинге школы.

Потом снова была весна. Дети устали от школы и друг от друга, тем более что никто особо не старался создавать здоровую атмосферу. К травле присоединились почти все одноклассники. Все откликнулись на зов: «Ату его!» Они называли Ярослава придурком, странным, девчонкой.

В один майский день Ярослав пришел из школы в слезах. Рассказал, что его заталкивали в женский туалет, а потом позвали к дереву, сказали, что там есть цветок, его надо понюхать. Наш наивный маленький принц пошел. Это были птичьи экскременты.

Последовал очередной бесполезный разговор с учительницей, разбор полетов в классе, а также замечание Ярославу, что «дети всего лишь играли, никто не хотел ничего плохого», что не стоит рассказывать всё, что происходит в классе, и «расстраивать маму». Манипуляция чувством вины. Сын извинялся за то, что расстроил меня... Мне кажется, я тогда прямо в него закричала, что это вранье. «Ты никого не расстроил! Это они нас всех расстроили. Рассказывать надо, и это никакая не игра». Он послушал, а потом произнес: «Лучше бы меня вообще не было. Все проблемы из-за меня». На следующий день мы снова были у директора. Не знаю, что сработало в этот раз. Место в другом классе нашлось.

Ярослав категорически не хотел никуда переходить, был уверен, что в новом классе начнется то же самое. Я привела его знакомиться с новой учительницей. Услышав нашу фамилию, она побледнела. Моторины были на слуху. Она явно испугалась. Пришлось уговаривать взглянуть на сына. Она перекинулась с моим сыном парой слов, а когда он вышел, сочувственно сказала мне: «Боже, какой травмированный ребенок. Конечно, я его возьму, его спасать надо».

У нас началась новая жизнь. Пришлось поработать с психологом. Надо сказать, периодически мы и сейчас возвращаемся к терапии. Травма всё еще дает о себе знать. В первую неделю сентября сын понял, что существуют совершенно другие учителя, другие отношения между одноклассниками и у него всё будет хорошо.

В его новом классе были четкие правила, и они выполнялись. Учительница была строгой, но даже в самых сложных ситуациях она никогда не говорила: «Я ничего не могу сделать». А еще с самого первого дня она настроила всех мальчиков класса (а это были в основном довольно крупные девятилетки), чтобы они вставали стеной за Ярослава, если увидят хоть малейший намек на его травлю. И они это делали.

На совместных обедах и прогулках учительница всегда следила за нашим бывшим классом и пресекала любые попытки стычек. Через месяц она призналась мне, что после наблюдений за нашими бывшими одноклассниками ей многое стало понятно, и многое, да почти всё преподносилось администрацией школы совершенно не так, как было на самом деле.

Уже в начале третьего класса Ярослав полностью восстановился. Травля сошла на нет, а если абьюзер из прежнего класса и пытался в своей обычной манере крикнуть что-то обидное, Ярослава это уже не задевало. Он чувствовал поддержку ребят и новой учительницы, перестал быть скрюченным затравленным зверьком. Он стал смеяться и шутить как раньше, выпрямился, почувствовал себя свободно, снова принялся рисовать, сочинять. Его картины стали ярче, музыка веселее, стихи — жизнеутверждающими.

Я же долго не могла привыкнуть к тому, что с учителем можно общаться, а мои звонки не воспринимаются как террор. Более того, в большинстве случаев учительница звонила мне сама, чтобы обсудить, как проходит адаптация моего сына. Ну а школа... Бывшая учительница, родители, директор младшей школы остались при своем мнении. В том классе травля перекинулась на мальчика, пришедшего вместо нас. Мальчик остался, но вслед за нами еще одна девочка перешла в наш новый класс. По словам мамы, ее травила сама учительница.

Теперь, рефлексируя над полученным опытом травли, я могу поделиться теми выводами, которые я вынесла для себя.

Травли можно избежать, правильно выбрав учебное заведение. К сожалению, очень немногие могут отдать ребенка в авторские школы типа Summerhill в Англии или «Апельсин» Димы Зицера, поэтому поговорим о реальных вариантах.

В районе, где мы тогда жили, школы в пешей доступности были ну совсем никчемными. Я к ним присматривалась. Ситуации травли разворачивались прямо у школьных ворот, мимо проходили равнодушные к детям педагоги и орущие учителя. Единственным «приличным» вариантом была рейтинговая школа, ее я тоже изучила, как смогла: почитала отзывы, погуляла рядом, сходила на встречу к директору. Внешне всё выглядело «вкусно».

Теперь я понимаю, что у хороших школ (не только государственных, но и частных) есть огромный недостаток: для них очень важен рейтинг, здесь не станут делать того, что может его снизить. Здесь проще закрыть глаза на проблему. Но иногда престижная школа — единственный шанс для ребенка не попасть в дурное окружение.

Когда Ярослава начали травить, я чувствовала себя виноватой за то, что гналась за рейтингами. Если это ваш случай, не корите себя, ведь вы желаете своему сыну или дочери лучшего. И потом, как уже понятно из нашей истории, дело часто вообще не в школе, даже в школе с не слишком добросовестным директором есть настоящие педагоги. Учительница, к которой мы перевели сына, сделала очень много для того, чтобы поднять его самооценку. Он очень быстро повеселел, стал участвовать в конкурсах, олимпиадах. Встречал обидчиков в коридоре, но за него стоял его новый класс, да и сам он реагировал уже совершенно иначе.

Как найти хорошего учителя? Чаще всего родители изучают отзывы, и здесь кроется ловушка. Об учителе, допустившем травлю нашего сына, большинство родителей отзывались восторженно. Но это большинство составляли родители, уверенные, что ребенок с детства должен учиться терпеть, а в случае конфликта непременно давать сдачи. Совпадет ли мировоззрение у вас и у родителей, оставивших отзывы?

Выход один — еще до начала занятий знакомиться с учителями и установить контакт с ними. Я довольно хорошо разбираюсь в людях, и то, что Марьиванна не совсем мой человек, поняла на первой встрече. Я жалею, что не послушала тогда свою интуицию. Если у вас есть возможность пообщаться с учителями и выбрать того, кому вы можете доверить формирование у вашего ребенка представлений об отношениях, о мире, делайте это обязательно!

Проявлять бдительность — не значит быть параноиком. Первые сигналы о том, что методы учителя не создают атмосферу безопасности, необходимую ребенку, появились в нашем случае довольно быстро. О том, что в классе есть агрессор, мы узнали в самом начале учебного года. Я помню, что тогда подумала: «Наша учительница — лучшая в школе, надо ей довериться». А когда читала в чате «крики» про Вовочку, не придала им значения: Ярослав поначалу не страдал, «моя хата с краю». Я дико недовольна собой из-за этого.

Конечно, надо было узнать подробно о Вовочке, расспросить сына об обстановке в классе. Затем из разговора с учителем я узнала бы, что она не видит проблемы и ничего с этим не делает. Собственно, после этого надо было срочно переходить в другой класс.

Если вас хоть что-то смущает, пробуйте детально разобраться в ситуации. Даже если она пока не затрагивает вашего ребенка. Первое время хотя бы изредка встречайтесь с учителем. Помните, что работа с родителями входит в обязанности педагогов.

В течение двух лет мы несколько раз ходили к директору начальной школы и два раза — к директору всего образовательного комплекса. Каждое наше посещение заканчивалось обещанием начальства исправить ситуацию и «взять всё под контроль». Я верила этим взрослым авторитетным людям, и зря: ничего не менялось.

Вот мой совет: давайте наделенным властью людям только один шанс. Если вам пообещали всё исправить, но не исправили, то следующим вашим шагом должна быть решительная мера: перевод в другой класс, в другую школу, вызов медиатора или привлечение регионального ведомства, отвечающего за образование. Проверено на себе: если обещают, но не выполняют, значит, так будет и дальше.

Не вовлекайте в вашу проблему других родителей. В нашем случае мамы из класса писали мне о вопиющих условиях, в которых учится мой сын, а потом некоторые из них меня же обвинили в том, что я всех «баламутила».

Не собирайтесь в коалиции. Меня пригласили на собрание по поводу мальчика-агрессора. Это была не моя идея, но затем всем стало выгодно выставить инициаторами нашу семью. Вы не можете быть уверенными в том, пойдут ли другие родители с вами до конца. Вовлекайте в проблему учителя, директора, эксперта, медиатора, юриста, департамент образования, но только не других родителей.

Это правило логично выходит из предыдущего, но я вынесла его отдельно. Про школьные чаты написан уже миллион мемов. Обычно родители соглашаются следовать правилам, о чем в чате можно писать, о чем нет, но эти правила почти всегда нарушают. Помните главное: если у вашего ребенка появились проблемы, особенно травля, никогда не обсуждайте подробности в чате.

Мне очень жаль, что я пыталась в чате защищать своего ребенка. Я не инициировала эти обсуждения, меня в них вовлекали. А нужно было воздержаться. Чат не трибуна для отстаивания интересов вашего ребенка, потому что вас никто не услышит, диалога не получится, начнется холивар.

До сих пор я перечисляла ошибки, но кое-что мы сделали правильно. Например, написали первое письмо. Сейчас я думаю, что его надо было составлять от имени только нашей семьи. Но тогда я не могла даже предположить, что бóльшая часть из десятка возмущенных родителей впоследствии отрекутся от своих слов, а нашу семью обвинят в революционных настроениях.

Письма не бесполезны. Все-таки безобразия необходимо фиксировать официально. Не будь того письма, нас вряд ли перевели бы в другой класс. Ну и конечно, если ребенок получит физические травмы, это надо зафиксировать обязательно: сфотографировать, получить медицинское заключение и обратиться в полицию.

Цель борьбы в каждом случае разная — добиться признания травли учителем и улучшения атмосферы в классе, перевести в другой класс, в другую школу, возможно, пойти дальше — убедиться, что виновные взрослые понесли наказание. Неважно, что вы выберете, делайте хоть что-то!

Гоните от себя мысли: «Дотерпим до конца года — младших классов — школы» или «Если я предприму решительные шаги, это пагубно отразится на ребенке». Он уже пострадал, и каждый день, проведенный в токсичной среде, имеет для него значение. Боритесь решительно и идите до конца — тогда ваш ребенок поверит, что вы за него, узнает, что такое поддержка семьи.

Пожалуй, единственный плюс пережитого опыта для нас — уровень доверия вырос в разы. Уже через месяц учебы в новом классе Ярослав признался: «Мама, вы были правы. Все, что происходило, — плохо. И как хорошо, что вы меня уговорили перейти. Здесь совсем другие дети, обстановка. А как, оказывается, много зависит от учителя».

Когда всё уже будет позади, останется травма. Обычно травля снижает самооценку ребенка, и когда вы вытащите его из болезнетворной среды, травму нужно будет «проработать», а самооценку — поднять. Это сделает психолог, но и вы попробуйте найти какие-то активности, где ребенок сможет увидеть, что причина травли была не в нем. Это может быть секция, кружок, клуб, только убедитесь, что там безопасно.

Мы отправили Ярослава в американский лагерь, потому что были уверены: там не допустят травли. Я имела опыт работы в лагерях США. К тому же сын знал английский язык. После месяца в лагере мы сына не узнали. Это стало реальным доказательством его «нормальности». Там был новый коллектив, и все, кроме него, американцы. Но его приняли и не травили.

Я написала о том, что не стоит вовлекать в свою борьбу других родителей из класса. А вот единомышленников вам искать необходимо. Огромное количество взрослых людей (учителя, директор, родители) будут доказывать вам, что вы неправы. Вы можете засомневаться, поддаться газлайтингу и согласиться с ними.

Чтобы этого не произошло, вам, родителю, нужна поддержка, люди, которые подтвердят, что вы не «истеричный, тревожный» родитель и что защищать ребенка — нормально. Пишите о вашей истории в социальных сетях. Вступайте в группы — их много: например, в Facebook (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) это «Буллинг» и «Стоп буллинг», социальные сети организации «Травли. Нет». Пишите там свою историю. По комментариям вы быстро поймете, допустима ли описываемая вами ситуация или это все-таки травля.

Я писала нашу историю на своей странице в соцсетях. Ко мне стали обращаться люди, с которыми произошло то же самое. Кого-то травили двадцать-тридцать лет назад. С чьим-то ребенком эта беда произошла недавно. Я стала общаться с жертвами, агрессорами и свидетелями травли. Так родилась книга «Травля: со взрослыми согласовано. 40 реальных историй школьной травли».

Название говорит само за себя. Поговорив с огромным количеством людей (истории идут ко мне и сейчас, уже после завершения книги), я убедилась, что травля всегда допускается или запускается взрослыми. Ее нельзя отдавать на откуп детям. «Дети сами разберутся» — такой же миф, как «в травле виновата жертва и ее неадекватные родители». Это книга-многоголосие, которая, я надеюсь, поможет уменьшить количество насилия в школах, куда мы отдаем детей получать знания и учиться взаимодействовать, а не «жить по понятиям» и участвовать в кулачных боях.

Ранее VOICE уже писал о буллинге. В нашем спецпроекте о нем говорили психолог, юрист, знаменитости, которые столкнулись с кибербуллингом, и даже девушка, которая много лет была хейтершей. Также мы вспоминали, как нас унижали в школе, и рассказали, дети каких звездных россиянок пережили буллинг в Сети.