У самого синего моря
Сардиния: синяя птица счастья
Текст: Наталья Бабахина
Греки называли Сардинию «Сандалиотис» из-за формы острова, напоминающей сандалию. Якобы именно здесь ступил в первозданный океан Господь, когда впервые сошел на землю.
Где именно голубая вода граничит с голубым небом, я так и не поняла. Момент перехода от воды к небу я упустила: самолет взлетел, и я, любуясь на бирюзовый цвет воды и отплывающий остров, вдруг поняла, что этот цвет – небесный, а моря больше нет. Оно теперь остается только на фотографиях. Никогда не понимала, почему Гомер назвал Средиземное море «винноцветным» – наверное, речь шла о метафоре моря, кипящего от крови древних сражений. В Италии я у моря такого цвета не видела. Здесь это всегда цвет бирюзы, индиго, кобальта зелено-голубого, лазури железной и... что там еще у нас в палитре. Можно бесконечно называть этот цвет, напрасно пытаясь передать то наслаждение, которое дает он глазу и которое не в силах вызвать текстильная промышленность или кольца с острова Мурано, продающиеся в аэропорту Леонардо да Винчи. Застывшая в стекле или ткани бирюза все равно производит застылое «химическое» впечатление, а море живое, счастливое и неуловимое, консервации не поддающееся, и в стихах его не опишешь. Вот это, наверное, и есть цвет Сардинии.
И я бы, конечно, хотела думать, что это и есть самый итальянский цвет, но сарды возразят: для сепаратизма у них куда больше оснований, чем у флорентийцев или неаполитанцев. Сардинский язык не похож на итальянский (70% слов в нем – чисто латинские), и единственное, что я поняла одним теплым вечером из пения сардами многоголосых песен тенорес, так это «o, Sardegna, o, Sardegna». Да и что еще можно сказать, созерцая эти берега, этот небесный цвет: только «о, Сарденья, о, Сарденья» и остается. Когда в Италии вдруг обнаружили, что на острове подрастают целые поколения, не знающие итальянского языка, обучение в школах срочно перевели на итальянский, а для сардинского оставили факультативный предмет и пару узких колонок в местной газете L’Unione Sarda.
Царица Флора
Сардиния, заявили нам с порога, – остров тысячи цветов, mille fiori. В мае здесь их столько, что поначалу я ошеломленно отщипывала от каждого незнакомого соцветия, намереваясь дома выяснить названия невиданных растений, а потом бросила это бесконечное занятие, лениво фотографируя только самые яркие экземпляры, мимо которых, наверное, и слепой не пройдет. Хотя бы из-за запаха. Какие-то белые цветы в течение пяти дней мучили меня непонятным дежавю, пока я не поняла, что это – жасмин, только цветы у него в три раза больше, а дух – крепче и слаще. Так что для достижения «эффекта Сардинии» некоторых представителей нашей флоры можно проверить алгеброй. Например, берешь наши сосновые шишки, умножаешь на 3 и получаешь сардские сосновые шишаки. Или ирисы и маки умножь на миллион и получи поля сардских полевых растений. Большая часть местной флоры, впрочем, аналогов в нашей средней полосе не имеет. Вот бабочка-парусник высасывает хоботком нектар каких-то бордовых цветов – что за цветы? А лиловые ковры, на которых мы сочли за свой эстетический долг немного полежать, вписав себя в красоту, – что это за безымянные растения мы потревожили? «Когда здесь цветов больше всего?» – спрашиваю я. С февраля по май, отвечают мне.
Вся эта красота бодро произрастает на неблагодатной на вид почве – гранит, доломит да извест-
няк. Сардские скалы – еще одно удовольствие для глаза. Местные названия гранитных очертаний прямолинейны: вот Кролик с ушами и передними поджатыми лапами, вот сутулый Медведь с квадратным лбом, вот Кобра, Пиноккио и Лох-Несское чудовище. Кроме глаз, этот каменный Диснейленд радует и ноги. На Capo Testa (самый северный мыс острова) я, наконец-то, почувствовала себя Человеком-пауком, скача и карабкаясь по высоким камням и галереям. Какое счастье – стоять на отвесной скале, против ветра, выше маяка, вровень с чайками, лицом туда, где небесная синева мешается с морской, скрывая в дымке остров Корсика.
Музейный остров
Корсику хотел видеть перед смертью сенатор Генуэзской Морской республики Джузеппе Гарибальди, попросив, чтобы его положили на кровати лицом к окну, в которое можно было видеть очертания острова. Гарибальди мечтал присоединить ее к Италии, но мечта не сбылась, более того, сейчас на севере Сардинии на мобильник тебе приходит SMS с приветствием от французской мобильной сети. Теперь дом Гарибальди на острове Капрера превратили в музей, по которому водит экскурсии мужичок, на вид – сардский рыбак, подрабатывающий гидом и запрещающий фотографировать жестами столь же решительными, как того требует вытягивание сетей. Гарибальди, несмотря на сенаторство, тоже, судя по всему, сидеть сложа руки не привык: в доме, кроме необходимой каждому моряку и революционеру коллекции огнестрельного оружия и навигационных приборов, полно гаечных ключей, плоскогубцев, шлифовальных инструментов, есть свои маслобойка, мельница и мотор на колесиках для непрерывной работы мельницы на случай безветрия. Очень аутентичное место, рекомендую.
Остров Капрера – один из нескольких островов архипелага Маддалена, на которые можно добраться паромом. Сама Маддалена – сплошной порт с непрерывно снующими яхтами, рыбацкими лодками и реконструированными старинными судами, для которых на Сардинии проводят отдельную регату. С полудня до четырех здесь все закрыто на сиесту, но в каком-нибудь кафе с видом на пузатые паромы еще можно взять эспрессо и задуматься, глядя на прилавок со сладостями: неужели эти столь недвусмысленные пирожные тоже – marmilla, женская грудь, один из повсеместно встречающихся рудиментов древнего сардского матриархата?
Радость узнавания
Может показаться странным, как сельскохозяйственная Сардиния, где на 1,5 млн человек населения – 4 млн овец, стала синонимом роскоши и буржуазного отдыха. Причем произошло это недавно: знаменитое северное побережье Costa Smeralda начали обустраивать только в 60-х гг. прошлого века, а южный берег – в 70-х. Если учесть, в какой цене сейчас все экологически чистое, Сардиния может считаться оплотом органической жизни: здесь даже открытки и посуду умудряются делать из пробкового дерева (оно якобы не дает мясу привкуса). Промышленных предприятий здесь практически нет, а доминирующее сельское хозяйство опирается на деятельность мелких фермеров. И, чтобы убедиться в чистоте воздуха и воды, не обязательно призывать в свидетели ее главных ревнителей – розовых фламинго, которые разгуливают в окрестностях столицы автономии Кальяри или спят на расстоянии вытянутой руки возле входа в SPA-центр на курорте Fortevillage. Достаточно просто вдохнуть этот воздух со вкусом и запахом цветов и воды и обнаружить, что ты способен на совершенно другие эмоции и действия. Абсолютно счастливые. Ведь недаром же экзальтированный господин, развлекающий в Fortevillage публику игрой на рояле за завтраком, обедом и ужином, в одну строку играет «Очи черные», «Калинку-малинку», гимн России, «Хава Нагилу» и «Сулико»? Нам смешно, а он знает наверняка, что этот остров для нас теперь совсем родной.
Живописная дорога по скалам вдоль берега в Sofitel Thalassa Timi Ama подтверждает, что не все прекрасное – просто. Дорога эта извилиста, только держись и не складывай накупленные на дегустации бутылки красного Turriga на верхние полки. Странные люди эти сарды – такие же, как русские: тоже ставят памятники погибшим в автокатастрофах на обочинах дорог. А чтобы помочь живым, приносят их фотографии в церковь Мадонна ди Боннария в Кальяри: стены здесь обклеены пожелтевшими от времени карточками итальянских моряков, женщин и, конечно, bambini, которые давно выросли и разместили здесь же цветные глянцевые фото своих внуков. Все надеются на помощь Мадонны, деревянную статую которой вынесло на здешний берег в сундуке в 1370 г. Статуя находится в соборе, а перед собором, на улице, – Мадонна с Младенцем в одеянии из зеленой волны, будто скроенным уроженцем Сардинии Антонио Маррасом. Теперь я понимаю, откуда у Марраса этот вольный крой, пенные воланы и испанские воротники – это все прихотливая линия берега, разноцветные скалы и 4 века испанского владычества. Все прекрасно и тоже очень непросто. Вроде полетов наяву над бирюзовой-бирюзовой водой, по которой скользят маленькие белые треугольники парусников, а микроскопические блестящие самолетики с ювелирной точностью приближаются к тонкому темно-серому карандашу – взлетно-посадочной полосе. Я видела во сне, что все это сбудется, еще месяц назад.
И я бы, конечно, хотела думать, что это и есть самый итальянский цвет, но сарды возразят: для сепаратизма у них куда больше оснований, чем у флорентийцев или неаполитанцев. Сардинский язык не похож на итальянский (70% слов в нем – чисто латинские), и единственное, что я поняла одним теплым вечером из пения сардами многоголосых песен тенорес, так это «o, Sardegna, o, Sardegna». Да и что еще можно сказать, созерцая эти берега, этот небесный цвет: только «о, Сарденья, о, Сарденья» и остается. Когда в Италии вдруг обнаружили, что на острове подрастают целые поколения, не знающие итальянского языка, обучение в школах срочно перевели на итальянский, а для сардинского оставили факультативный предмет и пару узких колонок в местной газете L’Unione Sarda.
Сардиния, заявили нам с порога, – остров тысячи цветов, mille fiori. В мае здесь их столько, что поначалу я ошеломленно отщипывала от каждого незнакомого соцветия, намереваясь дома выяснить названия невиданных растений, а потом бросила это бесконечное занятие, лениво фотографируя только самые яркие экземпляры, мимо которых, наверное, и слепой не пройдет. Хотя бы из-за запаха. Какие-то белые цветы в течение пяти дней мучили меня непонятным дежавю, пока я не поняла, что это – жасмин, только цветы у него в три раза больше, а дух – крепче и слаще. Так что для достижения «эффекта Сардинии» некоторых представителей нашей флоры можно проверить алгеброй. Например, берешь наши сосновые шишки, умножаешь на 3 и получаешь сардские сосновые шишаки. Или ирисы и маки умножь на миллион и получи поля сардских полевых растений. Большая часть местной флоры, впрочем, аналогов в нашей средней полосе не имеет. Вот бабочка-парусник высасывает хоботком нектар каких-то бордовых цветов – что за цветы? А лиловые ковры, на которых мы сочли за свой эстетический долг немного полежать, вписав себя в красоту, – что это за безымянные растения мы потревожили? «Когда здесь цветов больше всего?» – спрашиваю я. С февраля по май, отвечают мне.
Вся эта красота бодро произрастает на неблагодатной на вид почве – гранит, доломит да извест-
няк. Сардские скалы – еще одно удовольствие для глаза. Местные названия гранитных очертаний прямолинейны: вот Кролик с ушами и передними поджатыми лапами, вот сутулый Медведь с квадратным лбом, вот Кобра, Пиноккио и Лох-Несское чудовище. Кроме глаз, этот каменный Диснейленд радует и ноги. На Capo Testa (самый северный мыс острова) я, наконец-то, почувствовала себя Человеком-пауком, скача и карабкаясь по высоким камням и галереям. Какое счастье – стоять на отвесной скале, против ветра, выше маяка, вровень с чайками, лицом туда, где небесная синева мешается с морской, скрывая в дымке остров Корсика.
Корсику хотел видеть перед смертью сенатор Генуэзской Морской республики Джузеппе Гарибальди, попросив, чтобы его положили на кровати лицом к окну, в которое можно было видеть очертания острова. Гарибальди мечтал присоединить ее к Италии, но мечта не сбылась, более того, сейчас на севере Сардинии на мобильник тебе приходит SMS с приветствием от французской мобильной сети. Теперь дом Гарибальди на острове Капрера превратили в музей, по которому водит экскурсии мужичок, на вид – сардский рыбак, подрабатывающий гидом и запрещающий фотографировать жестами столь же решительными, как того требует вытягивание сетей. Гарибальди, несмотря на сенаторство, тоже, судя по всему, сидеть сложа руки не привык: в доме, кроме необходимой каждому моряку и революционеру коллекции огнестрельного оружия и навигационных приборов, полно гаечных ключей, плоскогубцев, шлифовальных инструментов, есть свои маслобойка, мельница и мотор на колесиках для непрерывной работы мельницы на случай безветрия. Очень аутентичное место, рекомендую.
Остров Капрера – один из нескольких островов архипелага Маддалена, на которые можно добраться паромом. Сама Маддалена – сплошной порт с непрерывно снующими яхтами, рыбацкими лодками и реконструированными старинными судами, для которых на Сардинии проводят отдельную регату. С полудня до четырех здесь все закрыто на сиесту, но в каком-нибудь кафе с видом на пузатые паромы еще можно взять эспрессо и задуматься, глядя на прилавок со сладостями: неужели эти столь недвусмысленные пирожные тоже – marmilla, женская грудь, один из повсеместно встречающихся рудиментов древнего сардского матриархата?
Может показаться странным, как сельскохозяйственная Сардиния, где на 1,5 млн человек населения – 4 млн овец, стала синонимом роскоши и буржуазного отдыха. Причем произошло это недавно: знаменитое северное побережье Costa Smeralda начали обустраивать только в 60-х гг. прошлого века, а южный берег – в 70-х. Если учесть, в какой цене сейчас все экологически чистое, Сардиния может считаться оплотом органической жизни: здесь даже открытки и посуду умудряются делать из пробкового дерева (оно якобы не дает мясу привкуса). Промышленных предприятий здесь практически нет, а доминирующее сельское хозяйство опирается на деятельность мелких фермеров. И, чтобы убедиться в чистоте воздуха и воды, не обязательно призывать в свидетели ее главных ревнителей – розовых фламинго, которые разгуливают в окрестностях столицы автономии Кальяри или спят на расстоянии вытянутой руки возле входа в SPA-центр на курорте Fortevillage. Достаточно просто вдохнуть этот воздух со вкусом и запахом цветов и воды и обнаружить, что ты способен на совершенно другие эмоции и действия. Абсолютно счастливые. Ведь недаром же экзальтированный господин, развлекающий в Fortevillage публику игрой на рояле за завтраком, обедом и ужином, в одну строку играет «Очи черные», «Калинку-малинку», гимн России, «Хава Нагилу» и «Сулико»? Нам смешно, а он знает наверняка, что этот остров для нас теперь совсем родной.
Живописная дорога по скалам вдоль берега в Sofitel Thalassa Timi Ama подтверждает, что не все прекрасное – просто. Дорога эта извилиста, только держись и не складывай накупленные на дегустации бутылки красного Turriga на верхние полки. Странные люди эти сарды – такие же, как русские: тоже ставят памятники погибшим в автокатастрофах на обочинах дорог. А чтобы помочь живым, приносят их фотографии в церковь Мадонна ди Боннария в Кальяри: стены здесь обклеены пожелтевшими от времени карточками итальянских моряков, женщин и, конечно, bambini, которые давно выросли и разместили здесь же цветные глянцевые фото своих внуков. Все надеются на помощь Мадонны, деревянную статую которой вынесло на здешний берег в сундуке в 1370 г. Статуя находится в соборе, а перед собором, на улице, – Мадонна с Младенцем в одеянии из зеленой волны, будто скроенным уроженцем Сардинии Антонио Маррасом. Теперь я понимаю, откуда у Марраса этот вольный крой, пенные воланы и испанские воротники – это все прихотливая линия берега, разноцветные скалы и 4 века испанского владычества. Все прекрасно и тоже очень непросто. Вроде полетов наяву над бирюзовой-бирюзовой водой, по которой скользят маленькие белые треугольники парусников, а микроскопические блестящие самолетики с ювелирной точностью приближаются к тонкому темно-серому карандашу – взлетно-посадочной полосе. Я видела во сне, что все это сбудется, еще месяц назад.
Благодарим компанию «Тур Парад», Министерство по туризму, торговле и народным ремеслам о. Сардиния.