Как я полюбил(а) Петербург

Как Нина Гечевари полюбила Петербург

Опять я все стерла! 4-й раз пытаюсь начать сначала – похоже, в том, что касается описания моей любви к Петербургу, клавиша Backspace – моя любимая.

Все потому, что... однажды мне чуть не отказали в продлении визы на том основании, что я предоставила неверные сведения. В графе «Место рождения» я написала – Leningrad. «В России нету такого города!» — убежденно сказала присутственная тетенька. «Но в СССР он был!» — заверила ее я. «А что случилось? — поразилась она. — Его разрушили коммунисты?» Действительно, в паспорте у меня написано: место рождения – гор. Ленинград.

Все потому, что... недавно один парень, рассказывая о последствиях разудалой вечеринки, все время говорил, что кто-то пошел на Рубинштейна. «Потом Петян пошел на Рубинштейна... А потом Колян пошел на Рубинштейна... и потом я сам пошел на Рубинштейна!» Я была чрезвычайно заинтригована: и куда это они все ходили? Оказалось, это эвфемизм слова «отрубиться». А я родилась в гор. Ленинграде на ул. Рубинтшейна, вот так.

Все потому, что... в школе, где я училась, любви к Петербургу уделялось особое внимание. Был специальный урок раз в неделю – «Юный ленинградец». Потом его переименовали в «Юный петербуржец». Нас учили рассказывать на английском языке, что «the delta of Neva gives a magnificent view of many islands» и что «Mariinski palace was built by architect Stackenschneider», и другим чертовски интересным вещам. Однажды мы писали контрольную работу на тему «Архитектор Доменико Трезини». Я начала первое предложение: «18 января 1706 года архитектор Доменико Трезини написал...» Дальше я собиралась привести цитату из его строительного дневника, которую выкопала в энциклопедии «Хочу все знать», но тут мне захотелось в туалет. Я покинула класс на пять минут. Когда я вернулась, в моей тетради было начертано: «18 января 1706 года архитектор Доменико Трезини написал в ботик Петра Первого». На соседней парте сидели два остолопа – Цырин и Турчак, точнее, не сидели, а сползали под нее в неукротимом припадке дурацкого смеха. Тогда я горько расплакалась.

Все потому, что... когда я училась в университете, мне приходилось два раза в день туда и обратно проезжать на автобусе № 7 через Дворцовый мост. Тут-то и открывается magnificent view на всю эту delta of Neva и каменную Петропавловскую крепость, которую в 1706 году перестраивал пресловутый Трезини (ха-ха-ха). Портовые краны вдалеке похожи на странных железных коней, над гаванью свечками стоят дымы... Как-то мы ехали в автобусе № 7 с сокурсницей Светой, и она глубокомысленно сказала: «Да... каждый раз проезжаю тут, чувствую себя из деревни приехавшей...» Я согласилась. Да, безусловно, невозможно привыкнуть к этому виду... Мы пару секунд одухотворенно пялились в окно. Все остальные разы, проезжая через magnificent view, мы со Светкой листали конспекты или журналы, обсуждали парней, преподов и тряпки.

Все потому, что... долгое время я всем рассказывала невероятную историю о том, что моя семья до революции была ближайшим соседом адмирала Колчака, и, когда у Колчаков варили рыбный суп, у «нас» очень сильно пахло, моя прапрабабушка, кривясь, говорила: «Морской душок пошел!»

А еще я рассказывала, что родной сестре этой прапрабабушки принадлежал огромный универсальный магазин на Сенной площади, тот самый, который потом превратился в знаменитый гастроном «Диета», и когда все грянуло, эта сестра с моим прапрадедушкой (в смысле своим мужем) и детьми бежали на санях в Финляндию, зашив свои многочисленные бриллианты в плюшевого мишку... Такие невероятные истории рассказывала я о своей семье, а сейчас уже не рассказываю. Хотя это все правда. Просто обычно все, кто начинает такое рассказывать, кроме старичков, выглядят жуткими выпендрежниками.

Все потому, что... однажды, приехав в Москву, я долго не могла найти рядом со станцией «Водный стадион» одну улицу, не помню, как она называлась, и, вконец заплутав, воззвала к подвыпившему симпатичному дяденьке лет шестидесяти:

– Вы не подскажете, как найти (ну, например) Третью улицу Строителей?

– Доча, — проникновенно сказал мне этот славный человек, — ты что, с Пердей? Ты ж на ней стоишь!

– Я, — ответила я многозначительным тоном, — из Санкт-Петербурга!

– Ну е-мое, — расстроился веселый дяденька, — культурная девушка, а вывески читать не умеешь!

Все потому, что... я легко и с прибаутками могу рассказать, как я полюбила Лондон, или Рейкьявик, или Елец, или Вологду, или селение Низменное в Светогорском районе. Но когда я пытаюсь рассказать о том, из каких обрывков, ошметков, из какого сора растет любовь к родному городу, получается непонятно что... Ну что, неужели опять все стирать?!

TOP-LIST Нины Гечевари

1. ПАРК ПУЛКОВСКОЙ ОБСЕРВАТОРИИ (ПУЛКОВСКОЕ ШОССЕ)
Парк этот очень уединенный, в нем почти никогда никого нет, кроме, конечно, торчащих из земли куполов электронных телескопов и целых компаний изогнутых деревьев, похожих на пришельцев. И, конечно, там есть собственно здание обсерватории – очень красивое и величественное, и можно сходить на экскурсию и посмотреть в телескоп. Да, еще там есть большой дом, в котором живут сотрудники обсерватории, он прямо посреди парка. Классно, наверное, там живется...

2. ПОМОЙКА БОТАНИЧЕСКОГО САДА (АПТЕКАРСКИЙ ОСТРОВ)
Когда к нам приезжают какие-нибудь гости нашего города, мы с друзьями устраиваем им мощное эстетическое впечатление – поход в Ботанический сад. Ранней весной там цветут рододендроны. Контраст между промозглой улицей и цветущими субтропиками оранжерей получается поразительный. А еще на задворках Ботанического сада есть легендарная помойка, на которую совершают паломничество убежденные цветоводы в поисках экзотических черенков и отростков. Сколько раз я пыталась ее найти – безрезультатно. Но верю, что рано или поздно уворую там какой-нибудь корень зла. Мне есть к чему стремиться!

3. СМОЛЬНЫЙ СОБОР И ЕГО ОКРЕСТНОСТИ (ПЛОЩАДЬ ПРОЛЕТАРСКОЙ ДИКТАТУРЫ)
Кто-то написал, что Смольный собор прекрасен, как первая любовь, воплощенная в камне. В нем дают красивые хоровые концерты, на которые я все собираюсь начать ходить. Пока этого не произошло, я там просто гуляю – от Таврического сада до Смольного. Как Тотоша и Кокоша, честное слово.

4. МОСКОВСКИЙ ПРОСПЕКТ МЕЖДУ ПЛОЩАДЬЮ И ПАРКОМ ПОБЕДЫ
Большие полукруглые скверы, районная библиотека, кафе «Роза ветров», мороженица... то есть там были кафе «Роза ветров» и мороженица, когда я ходила в школу. Дистанции такие, что пешком их не одолеть – только если на велосипеде. Заканчивается все стамеской площади Победы и парком на Средней Рогатке с церквями, прудом и монастырем на острове.

5. ЯХТ-КЛУБ НА ПЕТРОВСКОЙ КОСЕ
С тринадцати до восемнадцати лет я занималась парусным спортом. Состояла в команде крейсерской яхты класса «Арктурус». Драила ее и шпаклевала. Отправлялась в походы по Балтийскому морю со всеми полагающимися делами – вахты, парусные авралы, кухонные дни, штормовые стоянки. Брала пробы воды и донного грунта, пьянствовала с мальчиками-шверботистами... В яхт-клубе приятно гулять, смотреть на маленькие яхточки и большие яхтищи, на тренировку детишек из парусной школы, на деревья, на фарватерные буи и навигационные створы, дышать воздухом, сидеть в ресторане... но самое удивительное, что это не декорация, это все на самом деле. Понимаете!?

Как Алексей Машутин полюбил Петербург

Я никогда не любил Петербург. Мне не нравилось название. Я из поколения, у которого был шанс понять, что Ленинград – лучше. Бог с ним, с Лениным. Звучит красивее и мягче. И еще я картавлю, и две «р» для меня, да после гласных, – очень неудобно. И потом, Питер всегда было модно любить. Мне запомнилась фраза: «А я не была в Питере, но уже от него без ума!» От этого повального обожания с налетом сектантства несло фальшью. К тому же сплина мне хватало и в родном северном городе... В общем, у меня к Питеру всегда была спокойная неприязнь. Он отвечал мне полным безразличием. Так прекрасно мы и жили, не замечая друг друга, пока не наступил апрель.

Мне было 22, я приехал-таки учиться в Питер. Каждый день отсиживал семинары и отправлялся через весь город в свой Нейшлотский переулок, в съемную комнату. Соседка говорила, я идиот, что выбрал «дремучий универ». Она училась на телеведущую в институте кино и ТВ. Читала тексты вслух перед зеркалом. В конце несколько раз произносила с разными интонациями: «С вами была Вера Старцева», – и с чмоканьем посылала зрителям воздушный поцелуй. Мы не ладили.

В один из дней я неожиданно не сдал зачет, один из группы. Такой индивидуальный и беспричинный, на мой взгляд, провал выбил из колеи. И как-то все навалилось: незачет, съемный угол, безденежье, соседка противная, погода... В общем, я был совсем один и так трагично чувствовал это одиночество, что мне хотелось дойти до вокзала и уехать на родину, где за полчаса я могу пройти через весь город, а не до следующей автобусной остановки.

Я шел от Васильевского по Невскому и ныл, ныл себе под нос. И увидел двоих – девушку и цыганку. Девушка была светлая и беспомощная. Она держала в руках кошелек, растерянно улыбалась, переводя взгляд с цыганки на прохожих. Те бежали – дела. У меня дел не было. Я остановился. Цыганка ласково тарахтела, девушка кивала и уже начала доставать купюры. Я подошел и взял девушку за руку.

«Наташа, сколько можно ждать? Я полчаса круги наворачиваю. Пойдем!» — выпалил я, зыркнул на цыганку и потащил девушку прочь. Наташа оказалась Катей. В метро она сказала: «У меня там последние деньги были. Будто транс какой-то. Спасибо. Не думала, что кто-то сейчас может так поступить». А я сказал: «Что ты! Мы, вологодские, хороших людей не бросаем!»

Мы гуляли, забегали в кафешки, пили кофе и брели дальше. Катя была фотографом. Она снимала ноги. Говорила, по ним можно так додумать человека, чтоб ноги могли бы им гордиться. Я не понимал, о чем она, и это делало Катю еще очаровательнее. В ее коллекции были туфли на шпильках и колонна солдатских сапог, пяточки младенца и женские ступни в педикюрном кабинете. В недавних фото были и тяжелые ботинки под цветастым цыганским подолом. И мои промокшие кроссовки с соляными разводами.

С Катей мне открывался прекрасный город. Я влюбился в нее, и она была частью Питера, его образом и лицом. Наша встреча закончилась в ночном кино. Катя сделала фото ноги гражданина, который запинывал ею под кресло стакан из-под попкорна, и уснула на моей руке. Конечно, такое потрясающее знакомство не могло закончиться ничем. Но так случилось. Мы расстались, я потерял номер ее телефона и никогда ее больше не видел.

Вот так я и полюбил Питер. Позже я узнал его довольно неплохо. Появились друзья, коллеги, каждый добавил в его портрет свою краску. Но и теперь я вижу его таким, как в тот день.

Город – это тепло пережитых в нем событий. Люди. Только это и может нас с ним связывать. Иначе все его красоты, как дизайн чужого дома: неплохо, но не мое. Надеюсь, Катя прочитает это и достанет фото с моими ногами. И подумает обо мне так, чтобы они смогли мною гордиться.

TOP-LIST Алексея Машутина

1. ПИВНАЯ «ТОЛСТЫЙ ФРАЕР» (НА БЕЛИНСКОГО)
Устанете эстетствовать в эрмитажах – туда дорога, это рядом с Невским. Меня она когда-то покорила ледяными рюмками.

2. ТРОИЦКИЙ МОСТ (У ПЕТРОПАВЛОВСКОЙ КРЕПОСТИ)
С него видно все объекты, которые положено увидеть туристу, – от Биржи до «Авроры». И ходить никуда не надо.

3. АРТ-БАР «ПУРГА» (НА ФОНТАНКЕ)
Вкуснейшие свиные ребрышки. Гении за соседними столиками. Живая музыка. Официантки с чувством юмора и бармены, с которыми хочется выпить.

4. БЕРЕГ ЗАЛИВА ЗА ОБЩЕЖИТИЕМ УНИВЕРСИТЕТА (НА КАПИТАНСКОЙ)
Нет аргументов. Просто у меня ностальгия.

5. ТЕЛЕБАШНЯ (НА ПЕТРОГРАДСКОЙ СТОРОНЕ)
Хороша с новой подсветкой. Говорили, что ее снесут. Пока наслаждайтесь.

6. МИЛОЕ КУПЧИНО
В этом районе почувствуешь призрачную угрозу питерской депрессии, от которой местные бегут в центр и в Москву. Там мутна вода в озерах и высоки травы в парках. Там дом, где жил президент РФ Медведев (тоже ведь убежал!). Местные старушки после недолгих уговоров вспомнят, что «во-о-от с таких лет» его знают.

Как Игорь Кузьмичев полюбил Петербург

«Не подскажете, далеко до Дворцовой?» — спрашивают туристы, окружив меня на перекрестке Литейного и Владимирского. «Нет, в двух шагах», — отвечаю. Ну хорошо, в трех. Особенно если реками измерять. Фонтанку пересекли, там до Садовой рукой подать; от Садовой до Грибанала (канал Грибоедова) чуть-чуть совсем. Мороженое съесть не успеют, как через Мойку переберутся. Ну и все, в общем, пришли. По Мойке направо, потом налево, вот и машина артиста Боярского у подъезда известного в Петербурге дома стоит как ориентир. Но туристам туда не надо. Им все-таки налево, через мостик. Здравствуй, площадь Дворцовая!

Понятно, что от такого небрежного перечисления символов у человека неместного просто захватывает дух: как же, Литейный – Фонтанка – Боярский. Тем, кто здесь живет, все это привычно. И ассоциируется не с писателем Достоевским, сериалом «Менты» и усачом в шляпе, а с собой любимым. У кого-то на Литейном – первая любовь, кому-то на Фонтанке основательно дали по голове, кто-то однажды с тем же Боярским на перекрестке столкнулся. Город – он ведь живая конструкция. И, кстати, поэтому про Невский больше ни слова. Лучше сразу о других, более важных для меня местах.

TOP LIST Игоря Кузьмичева

1. МОСКОВСКИЙ ПРОСПЕКТ
Московский проспект, как город, имя которого он носит, большой, высокий. Только в отличие от столицы, что не резиновая, проспект этот безразмерен: народу много, а места свободного – еще больше. И лиц не видно, что хорошо. На том же Невском тротуары узкие, люди прут, все друг на друга смотрят, даже если неохота... На Московском иначе. К тому же его неожиданно удачно обновили. На Московской площади, например, оставили фонтаны, дорожки для скейтеров, скамейки – и вечерами здесь почти как в Европе. Убрать бы еще упырей с банками пива, было бы совсем прекрасно. Площадь пройдете, двинетесь дальше, и тут начинается буржуазия. Дома крупные, машины большие и дорогие, дворы основательные, двери подъездные тоже. Обычно вся эта элитная байда в российском исполнении выглядит отталкивающе, но на Московском отчего-то не напрягает. Тут мне нравится все. Даже пирожковая в «Доме с башней» около метро «Парк Победы». В «Доме с башней» жил Виктор Цой, возможно, в эту пирожковую ходил с друзьями.

2. УЛИЦА МАЯКОВСКОГО
Я родился на улице Маяковского. Здесь, как несложно догадаться, жил Маяковский, и это меня определенным образом радует. Там же, в родильном доме, появилась на свет моя мама. И провела детство в коммуналке по соседству с кинотеатром «Стереокино». Я помню смутно, как мама меня туда водила, и помню, это был жуткий двор. Сейчас там все очень пристойно, и, если молва не врет, двор этот осеняет своим регулярным присутствием Гребенщиков. В смысле живет он там.

3. УЛИЦА РУБИНШТЕЙНА
Первые мои четыре года мы прожили в большой комнате в знаменитом Толстовском доме, что на улице Рубинштейна. И эту улицу я до сих пор очень люблю. Кроме собственных глубинных воспоминаний меня волнует то, что в доме 23 жил писатель Довлатов последние годы перед отъездом. Уехал он в 1978-м, наша семья получила отдельную квартиру годом раньше. Довлатов, как известно, был местной достопримечательностью, его нельзя было не запомнить. Кроме того, он гулял со своей собакой в Щербаковом переулке. Там же гуляли и дети. Я в том числе. Мне хочется верить, что мы с Довлатовым пересекались. Да я, в общем, в этом совершенно уверен. Собственно, улица Рубинштейна – одна из немногих в Петербурге, что еще «дышит». Находясь там, я ощущаю... что-то определенно чувствую.

4. ПРОСПЕКТ СТАЧЕК
Я люблю – звучит чудовищно – сталинский стиль. Эти дома – огромные, темные, ладные. Все меняется, но они стоят, как их ни обвешивай рекламой. Даже в центре и то здания как-то мутируют под прессом вывесок, а этим все нипочем. Правда, я здесь давно уже не хожу, лишь проезжаю. И это, конечно, другая статья. Потому как пешая прогулка на многое открывает глаза. На днях я прогулялся в районе метро «Автово» и заметил, что там больше нет ресторана «Нарва». Туда мы с родителями ходили каждый год 2 марта, на годовщину их свадьбы. Даже помню средний чек – 25 рублей. Кстати, «Нарва» фигурирует у Довлатова в «Наших», в новелле, посвященной брату. Именно в «Нарве» неугомонный брат писателя избил официанта. Всего одна строка, однако ж.

5. ЛЕНИНСКИЙ ПРОСПЕКТ
Обычный спальный район. Но в районе одноименного метро есть все, что мне нужно для жизни, – скамейки, кафе, неутомительная суета. Есть книжный магазин, к которому у меня масса вопросов. В общем, все окей. Сюда я возвращаюсь домой. Чтобы на следующее утро вновь проехать мимо станции метро по направлению к Московскому проспекту.

P.S.
И о любви к Петербургу. Она у меня, всю жизнь живущего здесь, случилась не сразу. Город возникал постепенно, словно выдвигался из темноты и хаоса. Два места любил я в детстве – Московскую площадь и продуктовый магазин на улице Зины Портновой, где можно было купить молочный коктейль, главный гастрономический фетиш 80-х. Потом появился крейсер «Аврора» – там меня приняли в пионеры, и Владимирский проспект с одноименным собором. Я почувствовал себя по-настоящему дома, когда окончил школу и, поступив в институт, стал ежедневно кататься на Невский и возвращаться обратно разными путями. Теперь вот выясняется, что живу я тут черт знает сколько, и другого места, похоже, для меня пока не нашлось.

Иллюстрация: ИГОРЬ ЯЦУК (HTTP://YATSUKI.BLOGSPOT.COM). Фото: ИТАР-ТАСС, PHOTOXPRESS (2). EAST NEWS

Гуляй по Петербургу вместе с VOICE: