«Зажегши свечу, не ставят ее под стол»: как я начала писать иконы

Вся моя жизнь связана с самолетами — даже родилась я в небе. Мои родители учились в Киевском институте инженеров гражданской авиации, и перед Новым годом папа отвез маму в аэропорт: она должна была лететь к бабушке и готовиться к появлению ребенка на свет — до этого оставалось еще около трех недель.

Роды начались прямо в самолете — такое нередко бывает из-за перепадов давления. Тогда еще можно было брать в салон жидкости, в том числе водку и духи. Пассажиры собрали, у кого что было, и отдали стюардессе. Самолет экстренно сажали в Харькове, но сделать это удалось не сразу из-за вьюги — было очень снежно и холодно. Когда мы сели, я уже родилась.

Маму и меня увезли в больницу. У нее даже денег не было дать отцу телеграмму, его нашли только через несколько дней и сообщили, что в Харькове у него родилась дочь. Он еще долго пытался понять: какая дочь, почему в Харькове, от кого?! Мама ведь летела не туда. Папа ничего не знал о младенцах — думал, что они рождаются слепые, как котята. Первое, что он спросил: «Когда у нее откроются глаза?» Они совсем дети были: ему — 19 лет, маме — 22 года.

Какое-то время мы жили в Киеве, потом родители закончили институт и переехали в Рязань. Они быстро развелись: папа оказался совсем не семейным человеком. В Рязани отец познакомился с Юрием Лозой — с этого и началась его карьера в шоу-бизнесе, и вскоре он перебрался в Москву. Папа стал известным рок-продюсером — работал с «Браво», Nautilus Pompilius, «Сплин», «Би-2». А моя жизнь разделилась надвое: уже с шести лет я сама летала на самолете, чтобы провести время с отцом.

Когда я приезжала в Москву на каникулы, то попадала в жесткую школу рок-н-ролла — ездила в гастрольные туры, общалась с меломанами и музыкантами. А дома, в Волгодонске, училась в обычной советской школе. Но весь мой «багаж» — любовь к книгам и чтению, страсть к рисованию — сформировался именно там, в маленьком провинциальном городе.

Я всегда любила рисовать. В пять лет я сама пошла записываться в художественную школу, которая располагалась неподалеку от дома. Меня, конечно, не приняли — я была слишком маленькой. Я очень расстроилась, когда вернулась, расплакалась. После этого со мной в школу пошла бабушка — она была заслуженным деятелем культуры — и попросила: «Возьмите, ребенок так хочет!» Ей пошли навстречу. Поставили только условие — несколько лет я буду учиться в нулевом классе.

Но меня всё же переводили, я закончила художественную школу очень рано — кажется, в 11 лет. Я постоянно участвовала в разных конкурсах, часто побеждала. Для меня не стоял вопрос, кем я буду: я всегда смотрела на мир, как художник — словно в рамку видоискателя, где видна картина. И везде замечала красоту, хотя найти ее в 90-е годы в полуразрушенном городе было не так-то просто. Сейчас ничего не изменилось — я продолжаю воспринимать всё вокруг так же.

Я переехала в Москву и поступила академию живописи, выбрав специальность «Монументальная живопись». У меня была врожденная тяга к масштабу — мне всегда хотелось взять не маленький холст, а огромный — два на два метра. Я не понимала небольших форматов, мне тогда казалось, что это как-то несерьезно — другое дело роспись брандмауэров или храмов. Небольшие работы, где каждая деталь, каждый миллиметр что-то значит, я полюбила уже потом.

Карьера успешного художника у меня начала складываться еще во время учебы. Галерея «Триумф» — самая крутая в России — открывалась моей выставкой, и большую часть картин сразу купили. Я была еще студенткой и получала тысячи долларов — это вскружило мне голову. Я совершенно не умела обращаться с деньгами, не знала им цену. Как-то в Венеции после продажи картины я зашла в ювелирный магазин и приобрела кольцо Бучелатти — кажется, за семь тысяч евро. Там же, в Венеции, я его потеряла — забыла на тумбочке в отеле. Позвонила в гостиницу, но там сказали: «Ничего не находили».

Это был ценный урок: деньги, которые легко приходят, также и уходят. Я до сих пор не могу ответить на вопрос, были ли заслужены мои гонорары: в те времена коллекционеры охотно покупали полотна наших художников, теперь всё иначе. Потом я прошла через период неофитства в христианстве, когда мне казалось, что деньги — нечто плохое. Помните строки «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие»? И как только я себя в этом убедила, у меня тут же всё забрали, я какое-то время жила вообще без средств к существованию — как раз тогда я училась иконописи.

Сейчас я пересмотрела свои взгляды. Я считаю, что Бог не хочет нашей бедности — ему нужна наша самореализация. Если мне дан талант, я обязана реализовать его и вернуть во сто крат. А деньги — это лишь инструмент, без которого реализация невозможна. Есть такая фраза: «Зажегши свечу, не ставят ее под стол». Пока есть силы, я буду стараться, чтобы моя свеча осветила хоть какое-то пространство вокруг.

Моя самая большая выставка «Красота» состоялась в 2009 году в Музее современного искусства на Гоголевском бульваре. После нее я перешла на новый жизненный этап, неожиданно для себя утратив желание заниматься станковой живописью, перестав понимать ее смысл. Я начала думать, что картины носят слишком прикладной характер. В голове крутились вопросы: «Зачем я это делаю? Чтобы мои работы украсили чьи-то стены?» Все полотна на выставке были огромными — два на два метра, два на полтора... И всё равно моя живопись казалась мне чем-то мелким.

Я окончила высшие литературные курсы института имени Горького, пошла учиться на режиссуру. Но свой первый документальный фильм я сняла еще раньше: вместе с соавтором Олесей Шигиной мы проехали в плацкартном вагоне от Москвы до Владивостока, до острова Русский. Мы задавали людям, которых встречали, разные вопросы — что их волнует, как они видят будущее России, что такое русская душа. Потом наша картина «Путь» получила более 15 международных наград. Уже после этого я начала осваивать игровое кино.

Дипломный фильм я сняла только в прошлом году. Сделать это вовремя помешала беременность и рождение долгожданного ребенка — путь к нему был очень непростым, и я ждала, пока он окрепнет и станет на ноги.

Моя дипломная картина называется «По ту сторону виноградника», в числе актеров — Надежда Михалкова и Данила Козловский. Он мне три раза отказывал, прежде чем согласиться. Уже потом, в последний день работы Данила сказал: «Это лучшие съемки из всех, что у меня были. Если бы мое "нет" было окончательным, а потом в конце жизни мне показали, от чего я отказался, я бы очень жалел». На аукционе «Action!», который организовывает Светлана Бондарчук, мой дипломный фильм купили за 25 миллионов рублей — первый раз на этом мероприятии за картину заплатили такие деньги.

В следующем году я планирую начать работать над полным метром — уже проведен кастинг, есть сценарий. Но я пересмотрела свое отношение к живописи и кино. Теперь я думаю, что картина живет дольше, чем фильм: даже если просто повесить ее дома, на нее будут смотреть ваши дети, потом — внуки, за ними — правнуки. К полотнам выдающихся художников веками тянутся люди, а киноленты, которые можно назвать настоящими произведениями искусства, можно пересчитать по пальцам.

Я долгое время находилась в духовном поиске, изучала разные веры, путешествовала по Индии, по Тибету. И однажды, но, конечно, не случайно, я оказалась в женском монастыре в Эстонии. В моей семье не было верующих людей, и поэтому я понятия не имела, что происходит, как себя вести, как молиться или креститься. И там была игуменья Варвара, которая просто взглянула на меня и вынесла мне старинную икону. Я привезла ее домой и поставила на шкаф, не придав этому особого значения.

А потом вокруг что-то словно изменилось: я начала ощущать чье-то живое присутствие, мне казалось, что на меня кто-то смотрит. Я даже уходила из комнаты, где стояла икона, чтобы поговорить по телефону. Я начала сравнивать многоруких чудовищ с буддийских танк, которыми у меня были увешаны все стены, и икону. Как художник я сопоставляла эти образы и думала: тут что-то есть! Во мне проснулся интерес к житиям святых, я прочитала их и поразилась тому, как много духовного подвига здесь, на нашей земле, и как мало я об этом знала.

С этого и началась моя история воцерковления и, собственно, я сама. Я пришла в иконописную школу, мне очень повезло с наставником, который меня многому научил. Я вообще ушла из социальной жизни, утратив многие связи и контакты. Но этот период мне многое дал — я выросла и как художник, и как человек, повзрослела и поумнела. Моя выставка «Лики Марии — Образы Света», которая сейчас проходит в Москве — это результат этого долгого пути и упорного труда.

К иконе нельзя даже подступиться, не выполняя определенных правил — к иконописцу предъявляют не меньше требований, чем к священнослужителю. Надо соблюдать молитвенное правило и посты, причащаться и исповедоваться. Если ты не в браке, нельзя вступать в близкие отношения. Есть предписания, которые касаются технологии: икону пишут на специальной доске, слои накладываются в определенном порядке. Всем этим законам я неукоснительно следую.

Богородица на всех моих работах изображена строго в соответствии с каноном, который принят в церковном искусстве. «Насадительница красоты», «Защитница в пути», «Царица вечности», «Тихое пристанище», «Избавительница от слез» — так к Богоматери обращались испокон веков. Моя дерзость заключается в том, что я взяла эти имена из богородичной гимнографии, и придумала для них сюжеты, которых раньше не существовало.

И всё же мои работы — это скорее картины, чем иконы. Автор никогда не ставит подпись под иконой, потому что выполняет роль проводника между небом и землей, позволяя лику появиться в материальном мире — в этом и заключается принципиальная разница. Я многое на себя взяла — дерзнула создать синтез канона и современного языка.

Многие художники считают, что иконопись — живое искусство. Оно не должно быть только повторением, ведь если мы будем осуществлять бесконечный копипаст, то ничего не проживем и не почувствуем. Но что можно изменить, а что следует сохранить — очень тонкая грань. Время покажет, удалось ли мне удержаться и не перешагнуть ее.

У каждой моей работы своя история и свой смысл. Например, «Защитницу в пути» я создавала, потому что хотела, чтобы появился образ, к которому путники могут обратиться в трудную минуту. Я долго думала, что сделать фоном, какой реальный пример выбрать, но приняла окончательное решение после встречи с отцом Федором — писателем и известным путешественником Федором Конюховым.

Отец Федор — исключительный человек. Он в одиночку совершил множество путешествий и первым совершил кругосветный полет на воздушном шаре за 11 дней. Несколько раз он едва не упал и не погиб, ему приходилось выбрасывать из корзины всё — снаряжение, продукты, кислород. Но с ним всегда была икона Богородицы — с ней он не расстался. Федор Филиппович уверен, что именно Богоматерь хранила его в том опасном приключении.

Он сам рассказал мне свою невероятную историю, и я тогда подумала, что ее хватит на полнометражный фильм. Но такое дорогое кино способен запустить в производство не каждый продюсер, и я предложила эту идею Федору Бондарчуку — мы знакомы, я работала с ним художником по костюмам на «Притяжении». Он согласился, съемки уже закончены, и приключенческая драмы должна выйти уже в этом году. Я же после разговора с отцом Федором поняла, какой задний план мне нужен — им стали воздушные шары, парящие в небе.

С марта 2021 года я занимаю пост заместителя председателя правления федерации креативных индустрий. Что такое креативные индустрии? Это прежде всего творческие люди и творческие продукты, которые сейчас двигают экономику. Идеи — это новая нефть, новое золото. Они ценятся гораздо больше, чем что-то материальное. Времена «бедных художников» уходят в прошлое.

Россия всегда была богата талантливыми людьми, и я вижу в этом огромный потенциал. Как художнику мне неинтересно просто заниматься своими проектами — я хочу поддержать тех, кто стремится создать нечто новое. И мне всем хочется сказать: если в вашей семье есть творческий человек, то поддержите его желание самореализоваться. Неважно, что он делает — пишет стихи, музыку или картины.

Даже если ваш ребенок не станет знаменитым режиссером или живописцем, чьи картины коллекционеры покупают за тысячи евро, творчество выведет его совсем на другой уровень. Он сможет иначе смотреть на мир, замечая все его грани. Недаром слова «доброта» и «красота» похожи, равно как «этика» и «эстетика». Я уверена: доброта там, где красота, и наоборот. Мы должны приложить все усилия, чтобы сохранить то, что всегда ассоциировалось с русской душой — милосердие, щедрость, способность любить и сопереживать.

Творчество — не только одна из базовых потребностей, но и божественное качество. Бог — это творец, а человек создан по его образу и подобию. Сейчас все футурологи говорят, что всё, что может быть автоматизировано, обязательно будет автоматизировано. Но креативные способности невозможно встроить в машину, и поэтому востребованность творческих профессий будет только расти.

И, конечно, никогда не относитесь к своим созидательным порывам как к чему-то несерьезному. Не подавляйте в себе тягу к творчеству, чем бы оно ни было — живописью, писательством или даже вышиванием крестиком. Не зарывайте свой потенциал в землю — только так можно стать счастливым и реализованным человеком и согреть всех тех людей, которые находятся рядом.

Фото: Лаура Морева