Особая мама: «Сын взглянул в глаза и сказал: "Не надо бояться. Мама храбрая"»

Мы с тогда еще будущим мужем опоздали на поезд до Пскова, хотели поехать в Печоры. И уехали в Серафимо-Дивеевский монастырь. Впервые. В ушах настойчиво билось: «Я всегда буду рядом. Ты приедешь ко мне с сыном». Ничего себе! С каким еще сыном? Я разведена, у меня две дочери. Этот парень — ну кто его знает, что с ним в итоге получится.

В итоге получилось вот что: мы расписались, обнаружили две полоски, обвенчались и ждали сына. С момента его появления в нашей жизни мы звали его Серафим. Не было никаких сомнений, что это мальчик, даже до УЗИ, и уж тем более сомнений в том, что он Серафим. Вот только ни на январь, ни на август ПДР не попадала (15 января и 1 августа – дни почитания святого Серафима Саровского).

В новогодние каникулы я то и дело чувствовала небольшое головокружение, иногда потягивало живот, но и срок уже почти 7 месяцев. Врач предложила мне госпитализацию:

– Вам нужно лечь на сохранение, недельку полежите, отдохнете.

– Ну какая больница, – отмахнулась я, – детям скоро в школу, да и дом весь на мне.

В тот день приехала в гости моя бывшая няня – грузинка Нино.

– Вот, – говорит, – купила тебе ночнушку и тапочки, надо уже сумку в роддом собирать.

– Нино, так ведь еще два месяца с лишним!

Весь вечер я делала что угодно, только бы не ехать в больницу. Выгуливала мужа по центру Москвы с обязательным посещением всех возможных храмов, торговых центров, кафешек и прочим осмотром достопримечательностей – только бы не ложиться на сохранение. Но муж был непреклонен: «Поедем домой, если тебя не положат в больницу. А если положат – поеду я один».

Я сдалась. Мне первым делом сделали УЗИ – нужно было проверить толщину шва, ведь меня ждало уже третье кесарево. Швы были пределах нормы.

Ночью перед этими событиями я буду спокойно писать смс-ки мужу, что мне кажется, в этот день что-то изменится навсегда, я так чувствую. А в полдень меня увезут в операционную и экстренно разрежут, вытащив крошечного мальчишку, который чуть не погиб во мне. Который страшно поврежден. Который неизвестно, жив ли вообще.

Так начиналась боль. Мне казалось, слезы не закончатся никогда.

Каждый день мы узнавали новости. Я помню, как муж подставил руку под мою спину, потому что меня пошатнуло от очередной новости: легкие не раскрылись сразу, была введена двойная доза лекарств, пока всё это происходило, умирал мозг. Произошел инсульт. Порок сердца, необходима срочная операция. Нужно перевозить в другую больницу на реанимобиле под аппаратом искусственной вентиляции легких.

Мне казалось, в тот момент я жила с аквариумом на голове. Это всё происходит где-то вне меня. Это не со мной. Где-то снаружи кто-то что-то говорит, а я не понимаю. Какая операция на сердце? Ему пять дней, он весит кило четыреста! Операция сегодня? Как? Как только нас выписали из больницы, мы тут же унеслись в Дивеево с двухмесячным Серафимом к его святому – Серафиму Саровскому.

Первые полтора года мы жили на пороховой бочке с тревожным чемоданчиком.

Наша жизнь происходила в режиме диагностика-очередная болячка-больница-реанимация-реабилитация-что делать-куда-бежать-оформление инвалидности и тому подобное.

Бывало, что Серафим просыпался в прекрасном настроении с утра, а в обед у него было 40.4, черные губы, судороги. Я хватала ребенка, тревожный чемоданчик со всем необходимым для госпитализации и неслась в больницу.

Посмотрев на это, все та же няня Нино сказала:

– Давай, я заберу старших девчонок на лето в Грузию! Вы хоть чуть-чуть отдохнете.

Всё детство моим старшим дочерям обещали, что если они будут хорошо себя вести, хорошо учиться и слушаться маму, то их заберут в Грузию, поэтому идею Нино дочки встретили с восторгом – заслужили, значит.

Мы прилетели в июне 2016 года всей семьёй в Тбилиси, чтобы выдать девочек Нино, и улетели обратно. В августе мы прилетели снова, чтобы уже забрать их обратно в Москву, но у нас впервые за последние годы было несколько дней отпуска. И опять же Нино спросила, а чего это мы торчим в такую жару в Тбилиси, если можно съездить на море. Куда? Да куда угодно – хоть в Батуми, хоть в Кобулети, хоть в Уреки.

Я что-то слышала про пески в Уреки, к тому же вспомнила, что моя московская знакомая открыла там отель. «Отлично, заедем в гости!» — подумала я.

В первый же вечер мы пошли гулять по набережной и обнаружили кабинет массажа и лфк. Решили, что заодно продолжим реабилитацию Серафимки прямо здесь. Мы закапывали малыша в черный магнитный песок, купали в море и в бассейне, делали массаж, и...

Он вдруг начал нормально спать. Повторял по пять новых сложных слов в день: ребенок, мальчик, тяжелый, полтора годика — это было просто невероятно! У него нормализовалось пищеварение, а ведь это было такое мучение, после всех курсов антибиотиков во всех больницах. Он набрал вес. Перестал выдавать аллергию на ряд продуктов. Больше активничал, смеялся, пытался есть ложкой.

«Вай ме!» – было мне ответом. При коммунистах было, а сейчас ничего нет.

Отели, рестораны, аптеки, магазины, карусели. Два санатория. В одном золото на мраморе, и вон там песочек, идите, закопайтесь. По цене нормальной иномарки за неделю проживания. В другом — разодранные кушетки, трещины в стенах, туалет системы «дырка в полу», зал лфк, массаж и ванны, всё это родом из девяностых, если не из восьмидесятых. Вся реабилитация.

И я вдруг начала доказывать мужу, что здесь должен быть детский реабилитационный центр. Как угодно, мне все равно как, но это место обязано лечить детей, у него нет других вариантов. Муж крутит пальцем у виска: придется же сюда переезжать, у него работа, у детей старших – школа, мы только достроили в черте Москвы дом.

И вдруг Серафим заболевает. ОРЗ за сутки переходит в пневмонию, а нам лететь в Москву.

Я меняю вылет на две недели вперед – не посажу же я ребенка в таком состоянии в самолет, а муж улетает вовремя. За эти две недели я нахожу здание под будущий реабилитационный центр для особых детей в Уреки.

Серафима тогда вылечила неравнодушная и внимательная педиатр, не взяв за это ни копейки. Кетеван Меликадзе через три года согласилась стать главным врачом нашего реабилитационного центра.

Летом 2017-го мы прилетели в Уреки с тремя детьми и четвертым в перспективе. Купили в ипотеку здание. Оно было в таком ужасном состоянии, что мы с мужем сели под ним на лавочку и пригорюнились. Куда я вляпалась опять? Это какая-то нереальная авантюра. Хотелось заплакать и убежать, сказав, что я пошутила.

Мы поселились там, начали отмывать потихоньку, приводить всё в порядок. Муж опять улетел в Москву. Я пыталась понять, как сделать из этой развалюхи реабилитационный центр правильно, чтобы потом не переделывать. Но от этого запроса отказались шесть архитекторов, четыре юриста, и тогда я плюнула и уехала в Батуми. Купила там диваны, холодильник, стиральную машину, провела интернет в здании будущего реабилитационного центра и написала в соцсетях, что те, кому хочется, могут приехать отдохнуть этим летом не по ценам курорта в сезон, а за посильную плату - каждый сам решает какую. Посадила огород, развела кур и кроликов.

С мужем мы мерились размерами огурцов и баклажанов по интернету. Он слал репортажи из теплицы нашего московского дома, я – с огорода в Уреки.

В тот момент знакомые люди ехали в Печоры к старцу – отцу Адриану Кирсанову. Я попросила узнать у него, что мне с этим всем теперь делать. Пришел ответ, который меня огорошил: «Вы остаетесь в Грузии, пока не откроете реабилитационный центр, до этого возвращаться в Россию не благословляю». Мы с мужем посоветовались и решили перепроверить у нашего духовника. И он подтвердил это благословение.

Так мы остались в Грузии.

Мои старшие дети, видимо, слишком хорошо себя вели, кушали, учились и слушали маму.

Впереди нас ожидали увлекательнейшие три года, за которые я, цитируя классика, «передвигалась от неудачи к неудаче, не теряя энтузиазма». Открыт и работает благотворительный фонд «Серафим», на попечении которого 467 нуждающихся, многодетных и малоимущих людей в Гурии (Западная Грузия), в Озургетском и Ланчхутском районах, а также в Тбилиси. Получают помощь 25 монастырей. Построен и совсем скоро открывается реабилитационный центр для особых детей в Уреки. Куплена земля и ведутся проектные работы по строительству храма Серафима Саровского и миологического реабилитационного центра для взрослых с жилым блоком, а также будет созидаться обитель милосердия и монастырь, санаторий для паллиативных пациентов.

Родился абсолютно здоровый Гавриил. Это мое четвертое кесарево.

Старшие дочки пошли в русскую школу. Договорившись со своей работой на удаленку, через полтора года полетов Москва—Тбилиси к нам переехал муж.

Мы сначала снимали, потом купили дом, потому что сдали московский. Кстати, там сейчас тоже московский благотворительный фонд основал реабилитационный центр с проживанием для взрослых инвалидов.

Серафим уже несколько лет летом ездит на магнитные пески в Уреки, и у него постоянная комплексная реабилитация в Тбилиси. И знаете что?

Мне же стали совершенно безразличны все те установки, с которыми я раньше жила.

Я научилась просить помощи, научилась ценить мгновенья и мелочи, человеческое отношение. Учусь доводить до конца начатое (это оказалось самым сложным).

Любуюсь красотой Грузии, люблю гулять пешком, люблю черный виноград во дворе нашего дома, свое неидеальное отражение в зеркале, своих неидеальных членов семьи и кролика Степана. И хачапури! И шашлык!

Однажды, перед Серафимкиным МРТ с наркозом, я очень нервничала. Нет, я не плакала, не кричала, но была внутри натянутой струной.

Серафим повернул руками мое лицо к себе. Взглянул в глаза и сказал: «Не надо бояться. Мама храбрая».