Очень страшные истории: «Уха из петуха», Яна Демидович
Васька издевалась над последним творожным сырком: цепляла ногтем изюминки и кидала на пол, кормя воображаемого кота. Солнце тянуло к ней лучи, рождая искорки в тусклых, как больной цыпленок, волосах. Высвечивало грязное платье и линолеум, усыпанный темным, будто куриный помет, изюмом.
— Апа! — обрадовалась Васька, ощутив на макушке отцовскую ладонь.
Иван улыбнулся.
— Доброе утро.
Оно вовсе не было добрым, но дочь, пятилетняя дурочка, не могла и не должна была об этом знать.
Иван достал овсянку и стал готовить нехитрый завтрак. Вскоре на кухню влетела жена. Влетела — и, разумеется, сразу наступила на изюм, который он позабыл убрать.
— Ай! — подпрыгнула Алиса. — Дура, что с едой творишь?!
— Ама? — моргнула Васька.
— Ма-ма! Сколько раз тебе повторять?
— Сколько надо — столько и повторять, — укоризненно сказал Иван. — Она не виновата, что такой уродилась.
— Ах, не виновата?! Конечно, не виновата. Виноват ты, Курицын, ты! Это в твою родню она тупая!
— Хватит, — поморщился Иван. — Ваську пугаешь.
— Это она меня пугает!
— Еще бы, в таком платье. Постирала бы!
— Я его вчера стирала! Чуть лак не облез! Я не обязана обстирывать ее каждый день. Хочет ходить, как чушка, — пускай ходит!
Иван вздохнул. Кто мог знать, что красотка его мечты станет такой стервозной? Что едва не погибнет в родах и больше не сможет иметь детей? Что так и не сумеет полюбить дочку?
Однако он все равно любил жену. А что касалось дочери...
Эх, Васька... Ее легкая умственная отсталость была ерундой по сравнению с болезнями, от которых страдали другие дети.
Но с этими детьми возились их любящие мамы. Алиса же, которой приходилось работать на дому из-за маленького и недоразвитого ребенка, занималась им скрепя сердце. Принимая клиенток, пришедших сделать «ноготочки», она всякий раз боялась, что Васька, предусмотрительно запертая в детской, начнет бузить. Такое и правда случалось — но редко.
— Ты куда? — нахмурился Иван, когда Алиса стала собираться.
— К Ане. Работать.
— Погоди. Она же сама к тебе ходит!
— Ходила. Но теперь я могу делать маникюр клиентам на дому. Ты же, — Алиса бросила на него презрительный взгляд, — безработный. Можешь посидеть с дочерью.
Иван покраснел.
— Лис... Я найду работу. Обещаю.
— Ага. Ты мне много чего обещал, — безжалостно отозвалась Алиса, а он вспомнил тот ужасный вечер, когда пришел из трудинспекции. В тот день Иван и еще десяток парней, устав от задержки зарплаты, бросили работу в цеху и пошли жаловаться. А потом...
Никто не думал, что предприятие выживет. И не знал, что под маской директора скрывается столь мстительная тварь.
«Идиот! Зачем попер против начальства? Сколько он обещал, две недели? Мы бы перетерпели!» — вопила Алиса, узнав, что его, как и остальных, оперативно уволили по статье.
«У мужика должны быть принципы», — сквозь зубы отвечал Иван.
«У мужика должны быть деньги!..»
Увольнение ударило не только по семейному бюджету, оно ударило по репутации. Обжаловать его не вышло, а директор, у которого везде нашлись связи, решил подгадить уволенным. Чем еще объяснить то, что Ивану, как и другим, так долго отказывали в нормальной работе? Что приходилось довольствоваться подработками, жить на пособие и заработок жены?
Иван понимал, что бодаться с бывшим работодателем не может и не хочет, в суд не пойдет. Надо выкарабкиваться из ямы с жизненным говном самому, как мужику и подобает. И семью вытягивать.
«А друзей-то, считай, не осталось... После всего...»
— Апа! На!
Иван вздрогнул, ощутив легкое прикосновение к локтю. Дочь показывала ему картину, нарисованную творогом на скатерти.
— Иичко! — объяснила Васька, тыча пальцем в нечто, напоминавшее яйцо.
— Умница, — похвалил Иван. Тоска, сжавшая сердце, ослабила хватку. — Хочешь сказку про яичко?
Васькины глаза — карие, как у него, — расширились.
— Хочу! Ажи!
Усмехнувшись, Иван подхватил дочку и понес в комнату.
— Снесла как-то курочка яичко, да не простое, а...
***
Иван шел по рынку, погруженный в мрачные мысли. «Не думай о плохом», — говорила мама. Ее давно не было в живых, и порой Иван радовался, что она не видит, во что превратилась его семья.
Рядом пахнуло мясом. Повернув голову, Иван увидел, как продавец расчленяет свиную тушу.
Иван сглотнул и прибавил шаг. Деньги, полученные за последнюю работенку, заканчивались. Но как же не хочется на Север...
Однажды Иван уже нюхнул пороху на вахте — единственный раз, когда Васька была совсем мелкой. Суровые условия, помноженные на адский график, основательно били по иммунке. Да и с деньгами их тогда наполовину кинули.
Устроиться туда можно. Найти какую-нибудь неместную контору, которой плевать на его репутацию. И пахать, пахать, пахать... Отгоняя мысли: и о том, что могут кинуть, и о том, как там Алиса, не взялась ли обижать Ваську?
— Все будет хорошо, — прошептал Иван.
— Конечно, хорошо, милый. Не думай о плохом.
Сердце дало перебой. Иван резко встал, повернулся — и увидел старушку.
— Милок, — проговорила она вовсе не маминым голосом. — Купишь петушка?
Иван моргнул, поняв, что ему послышалось. А потом перевел взгляд туда, где лежал дохлый черный петух.
— Хороший был Петька, горластый, — вздохнула старушка, тронув перья, отливавшие зеленью. — Всегда в пять часов будил...
— Сколько лет-то ему? — подойдя, спросил Иван.
— Семь годков. Сегодня стукнуло — и околел. А я... сам понимаешь.
Иван кивнул. Не все могут выжить на пенсию, вот и приходится носить на рынок то старые вещи, то мертвых петухов, которым самое место в земле.
«Или в супнице», — подумал Иван, переносясь в иные, счастливые воспоминания, когда он жил в деревне. Это потом он приехал в город, чтобы отучиться в техникуме и найти работу. А дальше... Лиска-Алиска, Васька-Василиска...
Жена ненавидела деревни. Это она вынудила его продать дом после смерти матери. И позже Иван долго жалел, что пошел у нее на поводу. Временами ему снилось прошлое: участок с грядками, задорные хвостики моркови и курятник с теплыми, только из-под мамок, яйцами. А еще — уха из петуха, которую готовила мать: сначала варила тушку петуха, затем процеживала бульон и добавляла в него овощи с разной рыбой. Получалось просто отменное варево.
Иван как воочию увидел эту уху — жидкое золото в тарелке с щербинкой на ободке. Воспоминание беззаботного детства.
— Ну что, милок? Купишь? — спросила старуха, и Иван вздрогнул.
«А что? Денег хватит, это вам не свинина. Еще рыбной мелочи прикупить и...»
О том, что петух может оказаться жестким, как подошва, Иван старался не думать — так же, как и о том, что наверняка скажет жена.
Зато он поможет женщине, напомнившей ему мать. И сам сварит уху, которая будет всяко полезней, чем суррогат из пакетика.
Он продолжал думать об этом, придя домой. Алиса, встретив его, даже не стала слушать: отмахнулась вызовом и упорхнула.
Хмыкнув, Иван пошел на кухню. Убедившись, что Васька занята рисованием, он приступил к делу. Ощипал тушку, взялся за нож, надрезал...
И вот здесь-то и ждал сюрприз.
Среди требухи, прямо в животе петушка, лежало нечто.
Больше всего находка напоминала черный, яйцевидный камень, покрытый разводами крови, как сердце — сосудами. Она покоилась между сердцем и печенью — ни дать ни взять новый, неизвестный орган.
— Что за хрень? — пробормотал Иван, тронув «камень» кончиком лезвия.
И ладно бы нашелся в желудке или в зобе — мало ли чего проглотил глупый голодный петух? Но это...
«Может, какая опухоль? Он же дряхлый был».
Иван застыл, не успев коснуться находки рукой. Похоже, уха накрылась. Аппетит пропал вместе с желанием готовить, а настроение мигом испортилось.
И тут:
— Апа?
— Васька?! — прошипел Иван, подпрыгнув. — Уйди!
Но дочь, что прокралась на кухню, и не думала слушаться. Она с интересом смотрела на окровавленное петушиное чрево.
— Апа? Кто это? — спросила дочь, и Иван ужаснулся по новой.
Вася показывала на камень-яйцо. А затем взгляд ее и вовсе приобрел отсутствующее выражение. С таким же она как-то рисовала пальцем на обоях — кровью, текущей из носа. Как же Алиса тогда вопила!
Ведь глупая Васька совсем не боялась крови. Ни чуточки.
— Иди к себе! Там мультики идут! Лунтик твой, из яйца, — сказал Иван и прикусил язык.
— Ичко? — вытянула шею Васька. — Хочу иичко! Это иичко!
— Не-не-не, я тебе потом киндер куплю. Все, иди!
Выпихнув дочь с кухни, он закрыл дверь и повернулся к петуховым останкам. В утиль все, в мусорку!
Упаковав несостоявшийся ужин в пакет, Иван вытер стол, глянул в окно и удивился сумеркам. Взгляд вернулся к ведру. Надо бы выкинуть пакость сегодня. Да только на ночь глядя никто от мусора не избавляется. И усталость тоже давала о себе знать. Тащиться с девятого этажа на первый и обратно, с неработающим лифтом...
«Нетушки».
Иван поставил ведро и, подумав, еще раз вымыл руки.
А полтора месяца спустя...
***
Его разбудило полотенце, хлестнувшее по лицу.
— Курицын, вставай! Сделай что-нибудь!..
— П-погоди, — просипел Иван. — Что случилось?
— Витамины ей даю, а она плюется! Сил моих больше нет! — выкрикнула Алиса и снова занесла руку для удара.
На сей раз Иван увернулся. Перехватил полотенце, дернул, и Алиса повалилась на кровать.
— Совсем уже, да? Как она? — вспылила жена, однако Иван привлек ее к себе.
— Тише, Лисичка, тише... Успокойся. Сейчас ты все подробно расскажешь, а потом мы с тобой...
Рука его коснулась Алисиной коленки.
— Щас! — фыркнула жена и вывернулась из объятий. — Не заслужил!
— Лис... Мы же так давно...
— Сначала заработай!
Секунда — и Алисы след простыл.
Иван вздохнул. Зашибись. И похандрить-то, поваляться нельзя: надо вставать, выяснять, что с Васькой.
— Чего бузишь? — спросил он погодя, переступив порог детской.
Молчание. Иван посмотрел на дочь, которая, нахохлившись, сидела под подоконником, по шею укрытая одеялом. А потом шагнул, тряхнув баночкой.
— Время желейных ми-и-ишек! Хочешь их, Васенька?
Васька буркнула что-то сердитое и спряталась в своем коконе с головой.
Иван вздохнул и, приблизившись к дочери, сел. Васька, поняв, что он рядом, зашебуршилась под одеялом. Вот мелькнула ручка, вот неосторожно высунулась пятка...
— Вот я тебя! Цап!
Визг, писк!
Васька чуть выскользнула из одеяла и завопила, становясь удивительно похожей на мать:
— Уди!..
— Понял. Ухожу, — Иван поднял руки. Но витаминки на столе оставил — прямо на прописях, украшенных каракулями.
Эти прописи были еще одной причиной Алисиной бесячки. Васька не могла вывести ни одной буквы и только малевала абстракции.
А порой на нее накатывала злость. Иван помнил, как однажды Васька, встав у неосторожно открытого окна, кидала в прохожих игрушки и Алисины вазочки. После пришлось приглашать психолога и пить успокоительные.
Иван жалел, что Васька не может ходить в детский сад, как обычные дети, — или хотя бы в спецгруппу для ребят с особенностями развития. Из-за слабого иммунитета и нестабильного поведения врач рекомендовал им домашнюю жизнь.
Никто не мог сказать, какой станет Вася, когда вырастет. Сможет ли преодолеть недуги, найти любовь, попутешествовать... Порой она так мечтательно смотрела на другие страны по телевизору, что у Ивана щемило сердце. Он понимал, чего ей хочется. Или думал, что понимал.
Мысли о будущем дочери вертелись в голове весь тот день. Даже ночью, когда Алиса демонстративно отодвинулась на край кровати, в сознании Ивана продолжала ходить и кидать игрушки Васька: злая, какая-то скособоченная, в его кошмаре она, шаркая, бродила по детской и несла тарабарщину, а вокруг нее, исторгая кровавые фонтанчики, бегали безголовые куры.
Иван проснулся в холодном поту.
А потом понял, что из детской и правда доносятся шаги.
Васька не спала. Хотя часы показывали час ночи.
Иван глянул на спящую жену: будить ли? Да нет, орать начнет. Он встал, нащупал тапки, двинулся в коридор...
Но у входа в комнату замер.
Из приоткрытой двери тянулся бледный свет: это луна светила в детскую мимо отдернутой Васькой занавески. А сама дочь...
Топ-топ. Шур-шур.
От стены к стене.
«Господи, только лунатизма нам не хватало», — тоскливо подумал Иван и позвал дочь:
— Васенька!
Тишина.
Иван пробрался к тумбочке, чтобы включить ночник.
— Ты чего тво... — ласково начал Иван и не договорил.
Нет, в комнате не было никаких безголовых кур. Но Васька продолжила свои хождения, не обратив внимания ни на свет, ни на его слова.
Зато теперь, когда стало светлее, Иван смог разглядеть, что дочка передвигалась, зажав что-то подмышкой. И то и дело поглаживала это свободной рукой.
«Опять кота вообразила?» — успел подумать Иван — и вдруг понял, что ошибся.
Осознание пригвоздило к месту, а глаза продолжили смотреть на яйцо, камень или черт его знает что такое, прижатое к телу дочки. То, что он давно выкинул вместе с петухом.
«Ночью залезла в мусорку. Вынула и спрятала», — это было единственным объяснением.
Иван встряхнулся. Это уже ни в какие ворота! Он шагнул к Ваське, собираясь забрать дрянь, но дочь отскочила и...
Зашипела, как гюрза.
— Вась?..
Глаза ее сверкнули. Рот искривился, а потом...
Яйцо выпало из подмышки и закрутилось на ковре.
Кр-р-рак. Поверхность прошила молния.
Шр-р-рф. Еще одна.
На пол полетели скорлупки. Что-то полезло изнутри, торопясь в комнату и издавая воркование. Но Иван ничего не успел сделать. Он оцепенел, продолжая смотреть на то, что не могло, просто не могло происходить в их квартире.
Потому что из яйца выбиралась невероятная тварь, росшая с каждой секундой. Вот трепыхнулся мокрый гребень, словно покрытый зеленой плесенью, вот хлестнул воздух змеиный хвост со скорпионьим жалом на конце. Из клюва, украшенного частоколом мелких зубов, показался раздвоенный язык, что попробовал на вкус воздух. Когтистые лапы со шпорами, роняя густую слизь, царапнули ковер, а тулово, покрытое жабьими бородавками, расплющило последние скорлупки в угольную пыль.
А потом тварь подняла голову. Увидела Ваську.
И двинулась на нее.
Иван не успел защитить дочь. Когда он рванул к ней наперерез монстру, его глаза — две плошки червонного золота — обратились к нему и...
Кости превратились в арматуру, а плоть — в бетон. Иван окаменел, не в силах ни шагнуть, ни пискнуть. Лампочка лопнула, и комната погрузилась в полумрак, в котором двигалась лишь тварь — тварь, что развернулась на полпути и стала приближаться к Ивану.
Раздвоенный язык так и метался в чудовищном клюве-секаторе.
«Жри меня! Меня! Не трогай ее!» — мелькнуло в мыслях дикое и отчаянное.
Ладони коснулось острое. Чуть развернулись кожистые крылья, как у летучей мыши.
Тварь ткнулась в ранку клювом. Лизнула кровь, отодвинулась, подняла на Ивана золотые глаза...
Он не знал, чем бы кончилось дело, если бы не Васька.
— Апа?
Монстр застыл и развернулся, издавая горловые звуки.
Иван увидел, как Васька заморгала, точно просыпаясь. Затем увидела обоих.
Но вместо того, чтобы заорать, радостно пискнула:
— Апа! Иичко ожило!..
Мгновение — и она рядом: трогает монстра ручонками, не обращая внимания на его облик, а этот монстр...
Иван бы упал, если бы не оцепенение. Потому что тварь, по всему своему виду созданная терзать и убивать, вела себя с Васькой, словно котенок. Разве что не мурлыкала.
— Апа, поладь его, поладь!
Чудовище повернуло голову, блеснуло глазами — и Ивана отпустило. Тело бросило в дрожь; Иван упал и почти сразу вскочил, борясь с дурнотой.
«Пошел прочь!» — хотел заорать он, но лишь засипел. Однако тварь посыл поняла: выскользнула из Васькиных объятий, вспорхнула на подоконник и вновь опасно сверкнула глазами.
— Апа, не злись! — метнулась между ними Васька.
Чудовище моргнуло. И, точно передумав, отвело взгляд от Ивана — а после замерло, заметив за стеклом луну. Когтистая лапа царапнула окно, из клюва донеслось шипение.
«Открыть, выпихнуть на улицу!»
Иван не понял, как оказался у окна. Стоило ему приоткрыть его, впуская свежий воздух, как тварь метнулась к щелочке. Секунда — и туша размером с молодого ротвейлера сорвалась с подоконника в ночь. Распахнулись крылья, мелькнул гребень, и тварь исчезла, оставив в комнате зеленоватый слизистый след.
Накрепко закрыв окно, Иван медленно осел на пол.
Он еще пытался переварить все это, когда Васька горько заплакала.
— Папа, зачем? Зачем открыл?
«Папа».
Это слово отозвалось не радостью — льдинкой в желудке.
Ведь Васька впервые выговорила его.
***
Иван проснулся с гудящей головой. Но, стоило ему с трудом сесть, как недавние события вспыхнули в памяти.
Он сидел на ковре, в комнате дочери.
Но дочери тут не было.
Внутри заорала паника, но в следующий миг с кухни донеслись знакомые звуки.
— Васька!
Ворвавшись на кухню, Иван подлетел к дочке, что одной рукой держала баночку йогурта, а другой — рисовала на салфетке. Подхватил и стиснул в объятьях.
— Вася, Васятка...
Однако дочь не была настроена нежничать.
— Плохой папа! Пустить!
Кулачок ударил в плечо, а перышки-брови сошлись в одну линию. Кажется, собиралась буря.
Моргнув, Иван опустил дочь на пол и некоторое время растерянно смотрел, что она делает: как чинно села, отхлебнула йогурта, опять начала рисовать... Палка, палка...
Нет, не огуречик.
Потому что Вася рисовала тварь. Свое «иичко», остатки чьей скорлупы и слизи прошлой ночью он столь яростно уничтожал тряпкой. Тер ковер так, что едва до дыр не протер. А потом, в сотый раз проверив окно, уложил чисто вымытую Ваську и лег рядом с ее кроватью, как сторожевой пес.
«Это не кошмар. Это было по-настоящему».
Захотелось щипнуть себя и проснуться.
Иван провел рукой по лицу и услышал, что вернулась Алиса, успевшая сгонять в магаз.
— Встал? — усмехнулась она, плюхнув на стол пакет. — А я-то думаю, куда муженек делся? Может, у любовницы?
Алиса хохотнула и бросила презрительный взгляд на дочку:
— А он, оказывается, с этой малахольной спит!
Иван вздохнул. Сон жены всегда был крепким, поэтому она не знала, что творилось ночью. Но сказать ей...
Взгляд опять мазнул по рисунку, и язык онемел.
— Алис, — выдавил Иван спустя вечность. — Ваське... кошмар приснился. Я крик услышал. Вот и пришлось там ночевать.
Алиса фыркнула и стала раскладывать покупки. Помедлив, Иван ушел к телевизору. Он с трепетом ждал новостей, представляя панические фразы в бегущих строках, белые лица спецкоров и ролики с тварью в небе. Но так и не дождался.
Похоже, монстр умел прятаться. Или вовсе улетел в другой регион.
Чувствуя смесь страха и вины, Иван выпил таблетку и решил прогуляться на рынок.
Сегодня Алиса больше не собиралась уходить из дома, но нервы не давали покоя. Вдруг тварь вернется, пока его нет? Попытается прорваться в квартиру?
К Ваське?
Иван мотнул головой. Нельзя думать о плохом, ведь так оно и притягивается. Это тоже говорила мама, чей голос он услышал на рынке, а потом...
«Значит, старый петух, да? Просто Петька?» — со внезапной злостью подумал Иван.
Ведь все началось с бабки, с ухи из петуха. Если бы не она...
Разумеется, на месте ее не оказалось. Иван потоптался у соседних прилавков, но никто так и не смог сказать ему что-то конкретное. Была бабка с петухом? Да сколько их тут бродит: и с петухами, и с курами, даже с рыбками гуппи... Меняются каждый день.
Расстроенный, Иван пошел домой. Дойдя до двора, он сел на скамейку и уставился на сжатые кулаки.
Что же это было? Кто? И почему он кажется смутно знакомым, как будто читал о нем в старой книжке?
— Здрасьте, дядь Вань! — мимо прошел десятиклассник Костя.
— Привет... — откликнулся Иван и встрепенулся. — Кость! А подойди!
— Чего, дядь?
— У тебя Интернет работает?
— Ну.
— Слушай... — Иван замялся. — Васька какой-то мультик по телику увидела, а там — странная зверюшка... Теперь рисует ее все время, а вспомнить, как зовут, не может и расстраивается... Ты можешь глянуть? А то у нас Интернета сейчас нет...
Костя улыбнулся.
— Да без проблем. Как там зверюшка выглядит? Может, кто из «Фиксиков»?
— Нет, — Иван кашлянул. — Тот... на петуха похож. Только хвост еще... змеиный. И крылья кожистые...
Костя нахмурился, листая страницы в смартфоне. Потом присвистнул.
— Дядь! Так это ж василиск.
— Кто?..
— Ну василиск, такой...
— Знаю, — перебил Иван. — Это змеюка из «Гарри Поттера».
— Да не. То есть да, тот тоже василиск, но другой. Классический на петуха похож. Ток я мультика с ним не нахожу. Точно мультик был? Не книжка? Сказки там, легенды?
— Не знаю. Кость... А прочитай, что там... с классическим...
— Ща. Во, открыл Вики. Значит, так...
Костя стал читать. И чем дольше читал — тем хуже чувствовал себя Иван. Все сходилось: и черный семилетний петух с яйцом внутри, и образ василиска, что мог превратить человека в камень... И девственница, которая должна была таскать это яйцо шесть недель под мышкой.
«Васька... Что ты наделала!»
— Фигасе каких Васька чудиков любит, — хмыкнул Костя и нахмурился. — Дядь, ты чего побелел? Сердце?
— В-все нормально, Кость. Спасибо, я пойду.
— Может, проводить?
— Не надо.
— Ну ладно... Ваське привет!
— Спасибо, — губы Ивана дрогнули в улыбке.
Классный парнишка их сосед. Такого бы мужа Ваське — если б не разница в возрасте и дочкины заморочки.
Эх, если бы да кабы...
Иван не мог изменить Ваську и повернуть время вспять, чтобы не покупать того петуха. Поэтому он просто пошел домой, надеясь, что тварь никогда не явится по их души.
Чай, не Карлсон. Не обещала вернуться.
Следующие два дня, полные растущего беспокойства, прошли относительно тихо.
А на третий Алиса заявила, что уходит.
— Что?
— Что слышал! Я требую развод!
— Лис...
— Что «Лис»? Что? — окрысилась жена, продолжая собираться. — Достал! Идиот, неудачник... Надо было бежать от тебя сто лет назад!
— Лис! — Иван перехватил ее руку и развернул к себе. — Давай поговорим, давай...
— Пусти!
Алиса вырвалась.
— Мы идем в ЗАГС. Бери паспорт!
На челюсти Ивана вздулся желвак.
— Нет. Ты не можешь поступить так. И Васька...
— Васька? — взвизгнула Алиса. — Твоя Васька даже не может запомнить слово «мама»!
— Она...
— Зато «папа» запомнила! Вот и воспитывай свою дуру! А не хочешь идти в ЗАГС — придешь в суд!
Алиса подхватила чемодан и ринулась прочь. Вскоре хлопнула дверь. Пришибленный Иван пару минут просто стоял на месте. Потом сел.
Ушла. Бросила.
Иван зажмурился.
Алиса всегда была стервой. Но любимой стервой. А теперь...
Не будет вертлявой фигурки, что готовит на кухне. Что, распространяя запах лака, порхает по комнатам, отчитывает Ваську и листает журналы. Ушла. Освободилась. Скинула постылую дочь и обновилась, как змея, которая сбросила шкурку.
Ушла навсегда.
— Пап? — пока Иван брел на кухню, его окликнула Васька.
Он не повернулся. Достал водку и... Все, что было дальше, он помнил плохо. Вроде бы, хмель ударил в голову с третьей рюмки. А после Иван перестал их считать: просто пил и пил, не закусывая.
Хотелось напиться, как свинья. Вдрызг, до зеленых соплей и чертиков. И хоть на время забыть, что он и правда лузер, не способный обеспечить и сохранить семью. Нуль без палочки, который, к тому же, совсем скоро сбрендит.
Потому что на подоконнике, на сей раз кухонного окна, вновь сидел василиск и пялился на него злобными золотистыми зенками. Да царапал стекло, требуя, чтобы его впустили, — словно кот, вернувшийся домой.
Заметив тварь, Иван икнул. Затем пьяно расхохотался и встал.
Глюки были качественные, прямо 3D. Водка смыла страх, и Иван, ухмыляясь, подошел к окну. Побарабанил по стеклу пальцами, на что тварь зашипела и вздыбила гребешок.
— Пустить тя, д-да? Д-да, п-падла клювастая? А пущ-щу! — засмеялся Иван, открывая окно. — Ты ж фсе р-равно глю...
Рванув в кухню, «глюк» шмякнулся на пол и сплюнул окровавленные перья. А потом, повернувшись к Ивану, стал раздувать шею, готовясь блевануть.
В голове чуть прояснилось. Иван, понемногу приходящий в ужас, отступил, но монструозного петуха вырвало раньше, чем он успел хоть что-то предпринять.
Из зубастого клюва ударил фонтан земли, что врезался в ноги Ивана, вмиг засыпав их по щиколотку. Матюгнувшись, он попытался отпрыгнуть — и застыл, заметив блеск.
Василиск не шевельнулся, когда Иван, совершенно протрезвев, наклонился к земляной куче и вынул из нее монетку с чьим-то профилем. Не двинулся, когда Иван очистил от грязи вторую и третью, золотую и серебряную, другой чеканки, а потом, опустившись на корточки, погрузил обе ладони в землю, пахнущую палой листвой.
И лишь когда на пороге кухни выросла Васька, монстр издал первый скрипучий звук.
— Папа, — позвала дочь, и Иван поднял голову. — Пап. Все будет хорошо.
Ладошка, испачканная краской, легла на голову василиска.
Пятилетняя Васька смотрела на отца удивительно серьезно. Говорила удивительно по-взрослому.
Обещала, что все будет хорошо.
И он поверил.
***
— ...Значит, бабушкино наследство?
— Да, — кивнул Иван и продолжил врать: — Дом в деревне, разбирали подпол, а там... Вот. А мы еще стены не простукивали. Скажете, сколько это стоит?
Антиквар прошелся пальцами по древним монетам и назвал итоговую цену. Она оказалась ниже, чем предполагал Иван. Как выяснилось, эти монеты были не столь уж редкими. Но на безрыбье и рак — рыба. Поэтому, когда он вышел на улицу с деньгами в кармане, серый город показался ему радужным. Наверное, такое же счастье испытывала Васька, когда гладила свою тварь.
Василиска.
Того самого, кто теперь возвращался каждый вечер и улетал на рассвете, чтобы вернуться с гостинцами. Уже свой. Уже с подходящей кличкой.
— Петя-Петя, петушок... — пропел Иван, заходя в магазин.
Он взял все, что хотел, включая коробку киндеров. А перед самой кассой, остановившись у холодильника, повертел в руках упаковку куриных грудок, но потом выбрал для питомца более дорогую говядину.
Василиск был хищной тварью. Не раз и не два он прилетал со следами своих пиршеств на морде: то голубиные перья прилипнут, то вороньи... А однажды Иван едва успел убрать лапу, которую он отрыгнул.
Она, без сомнений, принадлежала какой-то почившей дворняге.
— Я дома! — крикнул Иван, войдя.
Мгновение — и послышался топоток.
— Папуля! — дочь врезалась в него и обняла. А уж когда заметила киндеры... — Папа, папочка! Ты самый лучший!
Восторженно пища, Васька стала распаковывать «иички». Точнее, «яички» — теперь она умела правильно выговаривать это слово. Да и не только это.
Теперь Василиса выглядела здоровой: ушла бледность, волосы стали гуще и красивей. Но, главное, она стала умней: впитывала новые знания, как губка, допускала меньше ошибок в речи и реже зависала с пустым взглядом. Ее прописи заполнились рядками аккуратных букв, а агрессия исчезла, как дурной сон.
Теперешняя жизнь напоминала сон чудесный. Иван и думать не думал, что приютит настоящего василиска, а тот начнет ему помогать. Сперва — деньгами, а потом еще и с Васькой. Ведь он, не веря, три дня не мог заставить себя сходить в антикварку, и все три дня в доме копилось богатство.
Бабка, продавшая ему петуха, больше не казалась ведьмой. Она стала феей-крестной, которая вручила ему золотоглазый дар. Василиск, что поначалу виделся монстром, стал незаменимым помощником и уже не вызывал столь дикого страха и отторжения.
Да, из-за него в квартире завяли и высохли все цветы. Да, при его появлении барахлила техника, а воздух становился более теплым и спертым. Но Васька хорошела и здоровела, и Иван, ловящий взгляд желтых глаз, чувствовал, как напряжение внутри спадает.
Прошла тоска по Алисе, больше не тянуло пить. И даже все, что он позже прочитал в Интернете про василисков, не испортило ему настроения. Иван ощущал себя Ньютом Саламандером, который зрит самую суть монстров и видит в них хорошее. Даже то, что Петя жрал птиц, собак и кошек, не виделось ему кошмарным. Естественный отбор, все дела. Сильный зверь пожирает слабых.
Главное, чтобы он не трогал людей.
И он не трогал. Иван очень просил его об этом.
Но неделя шла за неделей, а работы все не появлялось. Древние деньги, мятые бронзовые кубки и стеклянные браслеты — все, что василиск, подобно родственнику, литовскому змею Айтварасу, чуял в земле и приносил домой, — вскоре сошли на нет. Накопив не подушку безопасности, а, скорее, наволочку для нее, Иван понял, что ситуация становится критической.
Именно поэтому звонок одного приятеля стал приятным сюрпризом. Иван опешил, услыхав о вакансии на птицефабрике в соседнем районе их области. Потом задумался.
Корпоративный автобус, обучение и несложная работа. Упаковка куриного мяса, отбраковка некачественных частей...
И вроде бы супер, но жены дома нет. Кто присмотрит за Васькой? Не василиск же?
На счастье Ивана, на следующий день он наткнулся на соседку. Вера Павловна, дама, всегда справлявшаяся о здоровье Васьки, объявила выходе на пенсию. Слово за слово, возмущение поступком жены, оханье о тяготах работы — и вот ему согласились помочь: заходить в будни, чтобы проверять, как Васька.
Что соседка увидит василиска, Иван не боялся: Петя был умной тварью, умел прятаться. Так Иван и устроился на работу.
Но проработал там лишь один день.
Сперва все казалось хорошо. Когда Иван прошел медосмотры и стал оформляться, выяснилось, что сначала он должен поработать в разделочном цехе. Там, где кур убивали.
От этой новости кольнула тревога. Но деваться некуда. И, пройдя инструктаж, Иван вышел на стажировку.
В ситуации виделся некий черный юмор: Курицын отправлял куриц на смерть. Подвешивал тушки за ноги, давил в себе жалость, смотрел, как в спецванну хлещет алая кровь... К концу дня ему уже мерещилось, что он весь пропитался кровяным духом. Душ чуть исправил дело, а усталость затуманила мозги. Поэтому, когда Иван зашел домой и увидел Ваську, играющую с василиском, он вяло улыбнулся и побрел в ванную.
Шипение за спиной заставило притормозить. А затем и вовсе обернуться.
Стук. Стук-тук-кр-р-рщт.
Хвост с набалдашкой скорпионьего жала простучал по полу. Клацнули зубы в клюве. А потом василиск вывернулся из рук Васьки и одним прыжком бросился на него.
Удар в грудь, давящая тяжесть и глаза, полные бешеной ярости.
Как ты мог? — вопрошали эти глаза, пока язык хлестал воздух.
Как посмел?!
Иван не мог заставить себя пошевелиться. Василиск не применял силу взгляда, ему было достаточно физической силы, и Иван вдруг остро осознал, насколько беспомощен он перед ней.
— Петя, пусти папу! — заверещала Васька, подбежав к любимцу. — Он хороший!
«Куриная кровь», — понял Иван.
Когда-то он читал, что василиск страшится зеркал и петушиного крика. Но это было враньем. Петька с достоинством шествовал мимо зеркал и порой красовался перед ними, топорща гребешок. Крик петуха его тоже не пугал — наоборот, василиск любопытно сунулся в комнату, когда Иван включил кукареканье на звонке телефона.
А теперь выяснилось, что он не просто интересуется петухами и курами. Похоже, он их любит. И тому, кто их обижает, будет очень-очень плохо.
— Пусти! — Васька шлепнула василиска по загривку.
Шипение стало тише. Посверкав глазами, тварь слезла с помятого Ивана и села в уголке: нахохленная, злая, бьющая пол хвостом... и страдающая.
— Плохой Петя! — крикнула Васька.
— Не плохой, — хрипловато сказал Иван, поднявшись.
Василиск поднял на него морду, моргнул глазищами. Настороженно замер.
— Просто у папы плохая работа, — добавил Иван. — Я это только сейчас понял. — И виновато улыбнулся: — Увольняюсь.
***
Перелом случился неделю спустя, Иван тогда устроился на халтурку при одном магазине. Он брел домой, когда на столбе трепыхнулся обрывок бумаги.
Иван встал и, не веря глазам, уставился на знакомую рожу, что лоснилась на остатке объявления о предвыборной кампании. Ниже стоял пафосный девиз, которым новоиспеченный кандидат в депутаты обещал электорату прекрасную жизнь.
— Мразь! — выплюнул Иван, сдирая бумажку.
«Испоганил жизнь мне и куче народу, а теперь притворяется белым и пушистым? Хочет большую депутатскую пенсию?»
Иван заставил себя пойти дальше. Было ясно, что экс-шеф тупо хочет заграбастать побольше бабла. По слухам, что ходили на работе, гад и без того жил в одном из самых крутых коттеджных поселков.
Когда Иван пришел домой, настроение стало еще поганей, стоило только увидеть облезлые обои, древнюю тумбочку и свое измученное лицо в зеркале. А кто-то, пока он пашет, как проклятый, катается сыром в масле...
В прихожку, цокая когтями, сунулся Петька и прошипел приветствие. Лампочка под потолком тут же лопнула, осыпавшись на Ивана дождиком стекла, простонал от скачка напряжения многострадальный холодильник — и электричество вырубилось.
— Да жеванный крот! — выругался Иван, стряхивая с себя осколки.
Как же все вовремя, все как всегда! Ну почему, по-че-му это происходит с ним?!
— Брысь! — шугнул Иван василиска, и тот отскочил, сбив по пути тяжеленную тумбу.
Он был уже большой мальчик. Очень большой.
Отъевшись на местных харчах, Петька стал размером с молодого льва. Он давно катал Ваську на своей бородавчатой спине, и та попискивала от восторга. Да при желании и сам Иван мог бы его оседлать. Смутное беспокойство по поводу зверя шевелилось на краешке сознания, но дальше не шло. Василиск продолжал быть добрым, и новости пугали Ивана гораздо сильнее.
Вот и сегодня, наладив электричество и опустившись в кресло, Иван включил телик — глянуть какой-нибудь боевик про честных ментов. Однако во всю ширь экрана вспыхнула знакомая физиономия.
Иван выругался.
Корреспондент брал интервью у кандидата, сидя в его саду. Рядом, совсем как Петька, положивший морду на Васькины колени, дремали три добермана.
— Сволочь... — прошипел Иван, с гневом и завистью глядя на владения недруга. Потом переключил канал.
Большая рожа сменилась двумя поменьше: сериальные бандиты составляли план, как обчистить дом какого-то богатея. В это время Петька зевнул, и изображение, мигнув, застыло. По экрану пробежала молния помеха, и, кажется, эта молния ударила в Ивана. Потому что он обернулся на василиска, выпучив глаза.
Ибо его только что осенила безумная — и блестящая — идея блюда, которое следует подавать холодным.
Иван придумал месть.
***
Ивану везло. Кажется, так бывает, когда судьба наконец-то поворачивается передом, а не смердящим задом. Мимолетная мысль воплотилась в план.
Сперва Иван выяснил, где обитает враг. С учетом ТВ и газет это оказалось нетрудно. Далее предстояло разведать или предположить, хотя бы в общих чертах, какая там защита. А как ее обойти — другой вопрос.
Несколько дней Иван обкатывал действия в голове. Прикидывал, высчитывал, наблюдал... Даже подслушивал. В итоге особо важную информацию дало ему именно подслушивание — случайное, в очереди: Иван услышал знакомое имя, увидел двух кумушек и вскоре узнал все, что нужно. Как выяснилось, одна из теток была уборщицей, что обслуживала несколько домов коттеджного поселка. Вот и делилась с подругой, что, мол, хозяин послезавтра уматывает в командировку, может, какой сувенир привезет.
«Послезавтра», — улыбнулся Иван.
Он продолжал улыбаться, придя домой. Обнял дочку и весело посмотрел на василиска.
— Ну что, друг Петька? Готов поработать со мной?
В глазах твари отразилось вселенское спокойствие.
***
У горизонта пряталась гроза. Она тянула из «гнилого» угла неба лиловое, облачное крыло, похожее на крыло василиска, и была готова вот-вот расправить его во всю ширь. Впрочем, настоящий василиск тоже был готов, как и сам Иван, ведущий наблюдение у дороги.
Скоро по брусчатой дорожке пройдет знакомая фигура. Оставит за спиной забор, увенчанный камерами, дом под сигнализацией и троицу лютых собак. Сядет за руль в джип, не признавая ни водителей, ни бодигардов, и помчится в аэропорт. А в особняке, который он не желал делить ни с бабой, ни с детьми, станет тихо и пусто.
Хотя нет. Не пусто.
Ведь богатства останутся.
— Пора, — шепнул Иван, когда вечер перешел в раннюю ночь.
Василиск тихо кукарекнул и подставил спину.
Они взмыли в воздух так, что у Ивана перехватило дух. Желудок подскочил к горлу и рухнул обратно, а пальцы, не будь они в перчатках, изодрались бы о чешуйки василиска.
Полет длился недолго. Вскоре Иван увидел, как впереди мигнули и погасли камеры на заборе. И когда незваные гости приземлились на нужном участке, первыми, кого они увидели, были собаки, которые замерли на подступах к саду.
Они успели справиться с потрясением, раскрыть пасти и приготовиться к прыжку, но тут василиск повернулся — и все стало неважно. Петькины глаза блеснули расплавленным золотом, и собаки, окаменев, упали на траву. Установленные на некотором расстоянии камеры тихо треснули. Кое-где показался дымок, погасли красные огоньки у далеких дверей и окон.
— Хороший мальчик, — похвалил Иван, хлопнув василиска по загривку, и пошел к дому.
Вся электрика сдохла, защита спала, но сигнал об этом вполне мог поступить на пульт какой-нибудь охраны. Минут через двадцать может запахнуть жареным.
«А может, мне снова повезет. Может, магия василиска так уничтожает электрику, что никто об этом и не узнает!» — подумал Иван. Внутри поселилась бесшабашная радость, приправленная нехилой злостью.
У него есть василиск. Все будет супер.
Иван оглянулся. Василиск, обойдя застывших собак, облюбовал первую и склонился над ней.
Влажный хруст, всплеск, чавканье.
Щелк-щелк секатором-клювом.
Не чувствуя угрызений совести, Иван покрепче перехватил монтировку, взломал дверь, включил фонарик и отправился на поиски. Скоро он снял маску и с наслаждением вдохнул воздух. И пусть люди на картинах смотрели на него с осуждением, самочувствие Ивана было прекрасным. Сейчас он ощущал себя победителем.
Враг, привыкший сорить деньгами в городе, сорил ими и дома: Иван трижды подбирал пухлые пачки с кресел и столиков, пока луч фонаря не высветил Его.
Иван остановился. В доме нашлось полно диковин, оружия на коврах, но забирать это было себе дороже. Иван сразу решил, что будет брать только деньги. Но это...
— Яйцо Фаберже, — прошептал Иван.
Это было чудесное яичко, что покоилось в раскрытой шкатулке под стеклом. Золотое, с инкрустацией и портретами семьи Романовых. Несказанно прелестное.
И такое чудо не в музее?
«Ворюга. Это он ворюга, а не я!»
Яйцо вполне могло оказаться подделкой, но эту мысль Иван отмел. Слишком уж оно было красивым, манящим.
Витрина наверняка находилась под сигнализацией. Но она, как и везде в доме, была выведена из строя.
Иван облизал губы. Взял статуэтку какой-то богини, и...
Брызнули осколки витрины. Иван взял яйцо и стал рассматривать под лучом фонаря. Вот бы показать Ваське! Искушение забрать его было велико. Оно давило, погружая в безумие, а от мысли о том, как бы ему хотелось увидеть морду босса, когда тот обнаружит пропажу, захотелось захохотать — что Иван и сделал.
А потом из-за спины ударил свет, и знакомый голос сказал всего одно слово:
— Так.
Иван окаменел.
— Ребят, меня и правда грабят. Это хорошо, что я вещицу забыл, — продолжил голос, а потом рявкнул: — Повернись, или стреляю!
Держа яйцо в онемевшей руке, Иван медленно обернулся.
В паре метров от него стоял экс-шеф, у ног которого горел авто-фонарь. Около уха — гарнитура, в руках — ружье.
— Та-а-к, — весело протянул шеф. — Знакомые все лица!
Ивана бросило в жар.
Маска!..
— Ребятки, отбой. С такой мелочью сам разберусь, — лениво сказал экс-шеф. Из динамика донеслись еще голоса, но он уже отключился. На лице расплылась неприятная улыбка, а холодные, рыбьи глаза сузились сильней.
— Отомстить решил, да? Грабануть? Как там тебя, напомни.
Иван сглотнул, лихорадочно оценивая ситуацию. Дуло ружья дернулось, теперь указывая ему в лоб.
— Имя!
Иван сцепил зубы.
— Не хочешь по-хорошему? — деланно удивился шеф и, осклабившись, направил дуло ему в пах. — Замечательно. Значит, по-плохому...
Но выстрелить он не успел. Потому что сзади, из темноты, вырвалось темное, огромное и хищное. Метнулось наперерез, закрыв собой Ивана, выбило оружие из рук врага и с клекотом устремилось на него.
Кажется, экс-босс успел что-то вякнуть, но тут же упал плашмя. Он еще не коснулся пола, когда разъяренный василиск ударил клювом прямо ему над переносицей, и половина лица расцвела желтым, багровым и алым. Вырвав язык, монстр заглотил его, как цапля — ужа; когтистые лапы вспороли куртку и тело под ней, выпуская из брюха змеистые кишки. Пахнуло кровью, желчью и дерьмом; фонарь, отброшенный ударом хвоста, улетел в темноту, и Иван, очумевший от действий и запахов, Иван, в чьей руке неудержимо трясся фонарик, Иван, впервые увидевший, как василиск убивает человека, заорал не своим голосом:
— Хватит!..
Нет ответа.
Лишь бешеная пляска хвоста, жуткая смесь клекота и рычания.
Довольного рычания.
— Хватит! Пожалуйста! — голос Ивана сорвался на визг.
Василиск замер. Развернулся, как лев, оторванный от еды, и облизнул липкий, испачканный кровью и мозгами клюв раздвоенным языком. Глаза его сияли, как два солнца.
— Хватит, — трясясь, повторил Иван.
Тело за василиском больше не двигалось. Там было почти нечему двигаться.
«Летим домой», — Иван так и не смог это выговорить.
Кажется, прошла вечность, когда василиск шагнул к нему.
И подставил спину.
***
Гроза, что началась в полночь, бесновалась до утра. Все это время Иван метался в кровати. Ему снились голые, выпотрошенные трупы на птицефабрике, подвешенные за ноги вместо куриц, и курицы с глазами червонного золота; василиски, что шипели ему: «Апа», лабиринты гаражей, полные дохлых собак, и раскаленное яйцо, что, прожигая мясо рук, тянуло его в самый Ад. Иван кричал, но гром заглушал крики, пока, наконец, содрогнувшись, он не проснулся.
В окно светило солнце. На лбу лежала прохладная лапка Васьки.
— Папа, ты кричал! Ты заболел?
Иван молча притянул ее к себе и обнял. Милая, тепленькая, дочка всегда была его антистрессом. Однако в этот раз объятие не сработало: Иван вспомнил минувшие события, и его замутило.
Вчера он заставил василиска приземлиться во дворе и еще раз, с содроганием, посмотрел на морду, хранившую остатки жуткого пиршества. Тварь ответила ему безмятежным взглядом и вскоре, заслышав неподалеку собачью грызню, скрылась с глаз. Она так и не вернулась, не разбудила их с дочкой своим ночным возвращением.
«Вот и славно», — подумал Иван, бреясь. У правого виска появились три новых седых волоса. Вчерашний день обещал запомниться ему до конца жизни. И как, как, черт побери, теперь вести себя с василиском?
«Он спас меня. Если б не он...»
Рука дрогнула, и Иван, порезавшись, ругнулся.
Да. Без Пети ему, несомненно, пришлось бы худо. Ладно. Как-нибудь... переживем.
Выйдя из ванны, Иван бросил взгляд на сумку, в которой лежали деньги. Их он не стал выкидывать, в отличие от яйца.
Вчера, обнаружив, что в суматохе сунул яйцо в карман, он пришел в еще больший ужас. Ноги понесли от дома, пока Иван не уткнулся в чужие гаражи и не спрятал яйцо в каком-то мусоре неподалеку. Наверное, это было какое-то помешательство. Но, вспоминая сделанное, Иван не ощущал желания вернуться.
Поделом. Обойдется он без Фаберже. Плюнуть, растереть и забыть.
Но забыть не получалось. Тем более, когда начались новости, и первым же кадром показали знакомую тетку — рыдающую... и абсолютно седую.
А далее говорилось о зверском убийстве известной персоны, растерзанное тело которой случайно нашла уборщица. Журналисты высказывали разные гипотезы: и что несколько убийц действовали, и что лютых псов с собой провели, и, мол, ливень смыл большинство следов, оставшихся снаружи, а внутри все так хаотично, что и не поймешь...
«И не поймешь?..»
Иван выключил телик и долгое время тупо пялился в одну точку.
Следующие дни Иван свято верил, что за ним придут. Вычислят и посадят. Но время шло, менты не ломились в дверь... Деньги ждали в сумке. И василиск, что вернулся на третью ночь после ЧП, бросился к Ваське, как прежде: ласковый и нестрашный.
Вроде бы нестрашный.
Вроде бы.
Иван не посмел отказать ему от дома. Как тут откажешь, когда рядом прыгает радостная Васька!
И он открыл. Даже бородавчатый бок погладил. Мол, спасибо тебе.
Через пару дней нашлась и работа: Ивана взяли электриком на одно производство. Кажется, дела наконец-то пошли в гору: настроение улучшилось, в кошельке завелись деньги... И как-то раз Иван решил: хватит бояться. Достал спрятанные купюры и пустил в оборот. А потом, когда получил зарплату, решил устроить Ваську в кружок: пускай общается с ровесниками, готовится к школе. Договориться с управляющей оказалось несложно, и вскоре счастливая дочь стала поражать всех своими знаниями.
Теперь Иван не сомневался, что Васька пойдет в нормальную школу. Что у нее все будет хорошо — после всего, что было, и, особенно, после матери, которую и матерью-то назвать сложно.
Алиса стала призраком, который когда-то омрачал их существование. Несколько раз Иван видел ее с новым ухажером: Алиса выглядела отменно довольной. Такой довольной, что и про развод забыла.
«Надо позвонить и напомнить, — решил Иван. — Поставить жирную точку».
Однако спустя неделю Алиса позвонила сама.
В дверь.
— Привет, Вань. Уже замок сменил? — сказала жена, вертя на пальце связку ключей.
На ней было ее самое эффектное мини-платье. Иван невольно сглотнул и поспешил нахмуриться.
— Что, за остатками шмоток пришла?
— Ага. Пройти дашь?
Иван молча отошел с дороги. Проходя, Алиса слегка коснулась его рукой. Потом встала и весело огляделась.
— Ну что, как вы тут без меня? Как Вася? Ты ведь ее в кружок устроил, да?
«Увидела. Или кто сдал», — подумал Иван и ответил:
— Вон пакет. Там халат, еще что-то. Забирай...
— ...И проваливай, это хочешь сказать? — издав смешок, спросила Алиса и подошла на шаг. — Значит, совсем не скучал?
— После скандала — нет уж, — натянуто улыбнулся Иван. От Алисы тянуло его любимыми духами. Это волновало.
— А я хотела, чтобы ты за меня дрался. Чтобы...
— Бегал за тобой? Ревновал? — Иван оскалил зубы. Алиса шагнула еще ближе. — Пускай новый хахаль ревнует!
— Значит, видел, — с торжеством прошептала Алиса. — Какой смелый стал. Работу нашел, да? Денег... куры не клюют?
Губы Алисы оказались слишком близко. Сердце, из которого, как думал Иван, он давным-давно выдрал жену, предательски дрогнуло. А уж когда узкая ладонь скользнула к его ширинке — этим привычным, умелым, любимым движением...
— Скажи мне, Ваня... ну...
Скрипнула дверь детской.
Иван скорее ощутил, чем увидел, как на пороге встала растрепанная Васька. И, помедлив, громко сказала единственное слово:
— Шалава.
Алиса вздрогнула и обернулась. Иван, выплывший из горячего помутнения, увидел хмурое и серьезное лицо дочери.
— Шалава. Уходи!
Алису перекосило. Отскочив от Ивана, она занесла руку с растопыренными пальцами, но ударить не смогла — лишь вскрикнула, когда жесткая ладонь перехватила ее пятерню на подлете к дочке.
— Убирайся, — прорычал Иван, отшвырнув жену. — Не смей приходить!
— Какой же ты идиот, — прошипела Алиса напоследок.
Дверь хлопнула. Простучали по лестнице каблуки, и настала тишина.
Васька молча подошла к Ивану и уткнулась в него лицом.
— Умница, — прошептал он. — Ты все правильно сказала...
И только тогда дочь дала волю слезам.
***
— ...Сегодня вечером, на углу Солнечной, нашли останки двух человек.
Иван вздрогнул и прибавил громкость радио.
— ...Их били каким-то острым, тяжелым предметом... и, уже погрызенные бродячими собаками, они...
Рядом раздалось короткое шипение. Почти смешок.
Иван отложил вилку и покосился на лежавшего возле стола Петьку. Василиск поглощал свиную голову и выглядел крайне довольным. Вот блеснул на него глазами, прищурился...
«Погрызенные собаками. Или не собаками», — вдруг подумал Иван, потеряв аппетит.
Василиск опять зашипел и, кашлянув, выплюнул кусок пятака.
«Нервы шалят, Курицын. Никакая это не усмешка: кусочек не в то горло попал», — успокоил себя Иван.
Почти успокоил, потому что предчувствие беды вернулось на следующий день — вместе с новостями об очередных пропавших.
Иван старательно гнал мысль: «А если это он? Вдруг ему так понравилась людская плоть, что он дал себе волю и теперь... убивает?»
Возня василиска с дочкой снова стала беспокоить. Во многом благодаря тому, что Петька вырос еще больше. Гибкий телом, гуттаперчевый, он по-прежнему протискивался в окно, однако, если рост не остановится...
Иван все думал об этом, когда вел дочку домой.
— Здрасьте, дядь Вань! И тебе привет, Василиса Прекрасная! Ух, красотка вымахала, сто лет не видал! Будешь чупа-чупс?
Улыбающийся Костя присел около Васьки и протянул ей леденец.
— Спасибо! — расплылась в улыбке Васька.
— Умница. Как ваши дела, дядь Вань?
Иван улыбнулся.
— Хорошо, Костя, спасибо. Сам как?
— Да вот, с курсов иду, — вздохнул паренек. — Надо к универу готовиться. Ладно, я побежал!
Костя подмигнул Ваське и умчался. Иван усмехнулся, заметив, как Васька проводила его взглядом.
«Даже на Петьку с таким восторгом не смотрит. Давно не видела, вот и произвел впечатление...» — подумал Иван.
На следующий день Васька, увидев соседа из окна, стала ему махать:
— Костя, Костя!
Тот, заметив ее, помахал в ответ и пошел дальше. Васька надулась. Ее не развлек даже василиск, который, вернувшись, отрыгнул к ее ногам несколько браслетов и колец.
— Не хочу! — заявила Васька и отвернулась.
Беспокойно курлыча, Петька стал прыгать вокруг нее. Гребешок его то вставал, то опускался, пока Васька, наконец, не рассмеялась.
— Ты мой хороший! Я тебя люблю!
Но Иван не обратил внимания на их нежности. Подняв с пола золото, он медленно вертел его в пальцах. Новое, вовсе не древность.
«Моей милой М.Е. 12.07.20..» — прочитал он гравировку на внутренней стороне одного кольца и похолодел.
«Кольцо могли просто потерять. Мало ли Маш-растеряш ходит».
Иван облизнул губы.
«Да, могли. А могли и откусить вместе с пальцем...»
Глаза Васьки, которая резвилась с питомцем, в свете лампы на миг блеснули золотом, и Иван зажмурился.
Надо успокоиться. Все хорошенько обдумать.
И к черту закопать эти браслеты с кольцами.
На следующий день они опять встретили Костю по пути домой. Позже Васька изрисовала весь альбом сердечками с мальчиками. И Петьке вновь пришлось домогаться ее внимания, хотя прежде она сама бежала к нему навстречу. Впрочем, вскоре после этого все началось по-старому: игры, веселая возня...
Только чем дальше — тем больше Ивану все это не нравилось.
Это попахивало безумием, но временами... Временами в Ваське стало проскальзывать нечто Петькино: то глаза сверкнут, то пальцы скрючатся, как его когти.
Однако гораздо хуже было то, что порой Петька напоминал петуха, обхаживающего курицу.
Все сильнее Ивану казалось, что василиск не просто считает Ваську своей. Она вовсе не была ему мамой, как раньше казалось Ивану.
Она ему не мама, нет. Скорее — любимая невеста.
А потом Ивану приснился кошмар. Жуткий и совершенно безобразный.
В нем Вася была взрослой, голой и плачущей, распластанной на земле под придавившей ее огромной тушей. Василиск извивался, топча ее, как петух — свою наседку, шпоры терзали нежную белую спину, а зубастый клюв выдирал пряди волос, точно куриные перья.
Кровь, крик, боль.
Вскрикнув, Иван очнулся с ощущением, будто это его только что жестоко драли, и стремглав бросился к дочке.
Васька спала, и на губах ее бродила улыбка.
Чувствуя себя больным, Иван медленно прошел на кухню и налил воды. Зубы клацнули по краю стакана, на улице раздался чей-то вопль...
И продолжился воем.
Выла женщина.
Еще не подбежав к окну, Иван понял, что это — Костина мама.
***
...Его нашли в заброшке. Он часто бродил по старым зданиям с друзьями, как сталкер. Да только в этот раз пошел на прогулку один.
«Смелый мальчик... совсем еще мальчик...» — Иван сжал кулаки.
Тело нашлось безголовым. Теперь голову, — несомненно, отрубленную каким-то маньяком, — искали по всему городу. Никто и подумать не мог, что она уже переварилась в чьем-то желудке.
«Это он».
Иван зажмурился. У него не было ни малейших сомнений.
«Он приревновал Ваську к Косте и убил его. Так же, как остальных».
Это василиск.
Умная тварь, что распробовала человечину из-за его необдуманного поступка. Из-за желания отомстить, которое теперь так больно ударило по стольким жизням.
— Папа? Что с тобой? — спросила Васька, когда он вернулся.
Иван мотнул головой. Пройдя к себе, он вытащил загодя купленный пистолет. Какое-никакое, а оружие.
Феникса у него все равно нет.
«Что, хочешь убить прирученного зверя?» — спросил голос в голове.
Иван посмотрел в глаза отражению.
Дикий зверь остается зверем. И он, дурак, должен был давно это понять.
Но осознание того, что он хотел сделать, парализовало не хуже взгляда василиска. Ночь, недавно далекая, обрушилась с внезапностью катастрофы. Иван даже не закрыл открытое по привычке окно.
А затем явился он.
И тут же, как по звонку, в зал выбежала Васька.
— Назад!
Иван перехватил дочь, выпихнул в коридор и закрыл дверь. Василиск, успевший спрыгнуть на пол, замер, приподняв одну лапу.
Сглотнув, Иван направил дуло пистолета в его глаза. Самое время выстрелить и покончить с этим.
Но рука дрожала, Васька хныкала за дверью, василиск молчал.
Иван не знал, сможет ли простая пуля победить монстра. Но, похоже, выхода не было. Надо проверять.
— Ты опасен. Ты... убил Костю, — выдавил Иван.
За дверью всхлипнула Васька:
— Неправда! Петя хороший! Что ты говоришь?!
— Правда, — тяжело сказал Иван. — Он убил его и много кого еще. А я...
Фраза: «Я убью его» застряла в горле.
Нет, василиск не применял свой особый взгляд. Просто сел у подоконника и стал ждать, спокойно глядя на Ивана. И чем дольше глядел — тем сильнее становилась дрожь в его теле.
— Я не пущу тебя к дочке. Она не твоя. Пойми... — Иван запнулся. Он разговаривает с ним? С ним, с убийцей?
Который сделал Ваську той, кто она есть сейчас: умной, здоровой, счастливой...
«Прекрати!»
Но на ум продолжала лезть сентиментальная чушь типа: «Мы в ответе за тех, кого приручили».
Пистолет затрясся в потной ладони.
Надо стрелять. Но, Господи, как же не хочется!..
Иван не мог сказать, сколько они пялились друг на друга: василиск — бесстрастно, он — дрожа. Но в какой-то момент Иван услышал, как говорит, с трудом выталкивая изо рта колючие слова:
— Убирайся. Улетай... отсюда... и не возвращайся.
И василиск подчинился.
***
Васька рыдала всю ночь и утро. Иван, взявший отгул, пытался ее утешить, но получалось плохо. Как объяснить ей — умной, но еще такой маленькой, — что наделал ее любимый зверь? Иван от души надеялся, что дочь привыкнет к его отсутствию, смирится и забудет, и старательно заглушал голос совести, оравший в мозгу.
Ведь он выпустил в мир чудовище. Кто знает, что оно натворит теперь?
В конце концов слезы высохли, и хмурая Васька согласилась пойти в кружок.
«Вот и хорошо. Глядишь, и оклемается рядом с другими ребятами...»
Иван понимал, что такими словами лишь успокаивает себя. Но другого выхода не было.
Оставив Ваську в кружке, он пошел домой, когда увидел на остановке новую ориентировку. Остановился.
Снова пропавшие.
Иван смотрел на фото, чувствуя, как холодеют руки. А вдруг и их тоже?..
Он так погрузился в переживания, что не услышал, как рядом остановился автомобиль, и не увидел, как оттуда вышли двое.
А потом стало поздно.
Последним, что он запомнил, были рожи напавших на него с двух сторон. Его ударили под дых, скрутили... И затолкали в машину.
***
— Значит, Иван Курицын. Симпатишно.
Иван разлепил веки. Над ним стоял незнакомец в кожанке, внизу угадывался бетонный пол. Пахло кошками, старьем — и бедой.
К зрению мало-помалу возвращалась четкость. Судя по всему, Иван находился в заброшенном ангаре за городом. Неподалеку стояли еще пятеро бандитского вида, и лицо одного из них показалось смутно знакомым.
Иван попытался подняться — и понял, что руки и ноги связаны.
— Кто вы? — прохрипел Иван. — Что вам нужно?
Незнакомец улыбнулся.
— То, что ты украл.
От лица мигом отлила кровь.
— Что? — с опозданием выдавил Иван, но улыбка мужика, понявшего, что попал в яблочко, стала шире.
— Это ведь ты ограбил домик босса?
— Какого босса? Вы меня с кем-то пу...
Пинок по ребрам заставил взвыть.
— Не звезди. Тебя видели у поселка не раз. Жаль, что о тебе вспомнили так поздно, ну да ладно. Главное — вспомнили.
Он спалился, — корчась от боли, понял Иван. Когда разведывал обстановку без Петьки. Наверное, какой-нибудь сторож засек, а потом...
А он еще удивлялся, что не приходят менты! Наверняка это было происками василиска, отводившего от него своей магией все взгляды и подозрения. Но теперь, когда Иван его прогнал...
Он лишился и защиты.
— Босс говорил о тебе, верно? — спросил мужик. — Когда звякнул нам? Думал, в одиночку справится, а ты вон чего учудил! Да я в девяностые такого лиха не видел.
Иван промолчал, оценивая ситуацию.
— Кого ты привел с собой? Двух бультерьеров? А как испортил всю электрику? Отвечай!
Удар в челюсть, хруст зубов и соленое, горячее, что струится в горло.
— Курицын... Давай так: я вопрос — ты ответ. Погнали. Где яйцо? Такое золотое, красивое. Куда его спрятал?
Новый удар, стон сквозь зубы.
Молчание.
— Курицын, я ведь не железный, — стряхивая с кулака красные капли, спокойно сказал бандит.
Иван со свистом втянул в себя воздух и закашлялся.
— Куда ты спрятал яйцо? В квартире нет, мы обыскали. Итак?
Тишина. Щелчок выдвинутого ножа.
— Я не помню, — выговорил Иван.
Лезвие блеснуло и втянулось обратно.
— И снова звездеж, — вздохнул бандит и добавил: — Парни, начинайте.
Следующие минуты обратились в сплошную боль. Вскоре Иван уже почти не понимал, кто он и где, и признание о яйце, выбитое из него, еще долго металось по ангару эхом.
— Значит, у гаражей? — донесся голос главаря.
Кажется, главарь кому-то позвонил. Иван же вырубился, рухнув в кровь и блевотину.
А очнулся, когда его окатили водой.
Рядом, на корточках, снова сидел главный, и лицо его не предвещало ничего хорошего.
— Яйца там нет.
— З-значит... кто-то...
— Или не кто-то, а ты. Где Фаберже, Курицын?
— Это не... я...
— Хорошо. Прекрасно, — бандит встал. — Тогда спросим твоего куренка. Заводите!
Мгновение спустя раздался крик:
— Папочка!..
Заплывшие глаза распахнулись во всю ширь. Ужас подстегнул, и Иван рванул вперед — туда, где в когтях Алисы извивалась дочка.
— Папа, что с тобой сделали?!
— Заткнись, дура! — прошипела мать, отвесив Васе оплеуху.
И Иван, до сих пор не верящий своим глазам, внезапно понял, кого ему напомнил один бандит. Такая же скуластая рожа была у нового хахаля жены. Явно родственник.
— Не трожь ее! С-сука, ведьма! Не трожь!..
— Любишь дочечку, да? — спросил главарь и подошел к Ваське. — А яичко — больше?
Большая рука легла на Васькино плечо. Вывернувшись, она попыталась лягнуть злодея, но не вышло.
— Я не знаю, где оно! — заорал Иван, видя, как дочку тащат к стоявшему в отдалении столу. — Пусти ее, она ребенок!..
— Ребенок, куренок — какая разница, — пропел бандит, прижимая руку сопротивляющейся Васи к столу.
Щелк — выдвинулось лезвие.
Взмах — взлетел над рукой нож.
— Не надо!..
В крик Ивана вклинился взвизг.
Два пальца, отсеченные от остальных, смахнули на пол. Вася упала следом и зарыдала, съежилась в комок, баюкая окровавленную ладонь.
Зарычав, Иван попытался ползти к дочери, но его отшвырнули обратно.
— Ну, Курицын? Где мое яйцо?
— Я не знаю, не знаю!..
— Значит, придется потрошить, — пожал плечами бандит, наклоняясь к Васе.
И тут случилось несколько вещей сразу.
Алиса и пара бандитов вскрикнули, выронив заискрившие телефоны, мигнули лампочки на потолке, а воздух, и без того несвежий, стал как-то по-особенному спертым.
И Иван понял, кто пришел по их души, еще не увидев его.
Ангар заполнило шипение, сердце дало перебой.
А потом из-за возвышавшихся чуть в стороне стеллажей медленно вышел василиск: сплошные когти, зубы и мышцы.
Первой заорала Алиса. Она метнулась к выходу, но змеиный хвост, ставший длинным и толстым, как анаконда, хлестнул по стеллажам, и те повалились, перекрыв выход.
Взвизгнув, Алиса метнулась обратно, но не успела: скорпионье жало ударило ей в бедро, раскроив плоть до кости, когтистая лапа врезалась сбоку, притянула к себе, и клюв, опустившись с высоты, разбил ее голову, как тухлое яйцо. Брызги мозгов еще не долетели до стен, когда бандиты, придя в себя, открыли огонь.
Твердая шкура отразила все пули. Василиск прыгнул, вытягивая мощные лапы, и с лету раскроил ближайшего бандита от горла до пупка. Ангар заполнили вопли и запах скотобойни; Иван полз к дочке, а василиск все не применял и не применял свой взгляд.
«Он хочет, чтобы они побегали. Чтобы понадеялись на спасение. Но им не будет никакой пощады», — понял Иван.
Четверо оставшихся в живых опрокинули стол и стулья, но василиск с легкостью смел жалкие баррикады. Где-то в углу плакала, глядя на него, Васька, и ее глаза сияли любовью и золотом.
— Я сейчас... потерпи немножко... — прохрипел Иван.
Мимо него пробегали уже не люди — трупы. В какой-то момент жало просвистело над головой, и путы, стянувшие руки и ноги, спали. Полуживой Иван поднялся на корточки, встал, побрел...
Багровая жижа на полу, обрывки конечностей и людской требухи. Вопли и перестрелка справа.
«Вася. Васенька...»
Иван почти добрался до нее, когда на пути возник обезумевший главарь, преследуемый василиском.
— С дороги!.. — провизжал он.
И спустил курок.
В боку взорвалась граната. Иван пошатнулся и упал. В голове зазвенело, ангар стал расплываться.
Иван не увидел, как василиск, издав яростный клич, догнал последнего врага и прыгнул на него, ломая хребет. Как, распоров спину главаря шпорами, вырвал этот хребет из тела и растерзал людскую погань в клочья.
Теплая лапка Васьки и слезы, катившиеся из ее новых, уже почти сплошь золотых глаз, — вот что на время вернуло Ивана к жизни.
— Папа... Папочка!
— Васятка... — прошептал Иван.
В рыданиях дочери слышалось шипение.
«Она все-таки его, — подумал Иван, когда вернулся василиск. — Нет... Не его. Наша».
Пахнущий кровью василиск подпер хозяина и помог ему добраться до выхода. Иван уже не обращал внимания на трупы. Тело обмякало все сильней, мир гас, и лишь ручонка Васьки с тремя оставшимися пальцами как-то удерживала его в сознании.
Василиск разметал завалы на пути, и они втроем вывалились на заросшую травой дорогу.
Иван понимал, что ни в какую больницу он не успеет. Поздно. Значит, осталось...
— Береги ее, — прошептал он василиску — и услышал близкие сирены.
— Пап... — вцепилась в него рыдающая Васька.
— Все будет хорошо, — пообещал он, целуя ее пальцы с птичьими коготками. — Еще увидимся... А теперь улетай.
Василиск посмотрел ему в глаза. Потом лизнул хозяйскую руку и подставил Ваське спину.
Лежа на траве, Иван смотрел, как они уносятся в вечернее небо. Петька да Васька. Умная, счастливая, здоровая и живая Васька, пускай и с золотыми глазами. Пускай она скоро станет совсем другой, но главное ведь, что живая?
«Да. Главное — живая», — губы Ивана тронула улыбка.
Они выкарабкаются. Придумают, как выжить.
Они не одни. Они вместе.
И все обязательно будет хо-ро-шо...
Фото: Shutterstock