Очень страшные истории: «Похоронное бюро "Под крылом ангела"", Моран Джурич
Ярик сидел на высоком стуле перед пани Шкловской и сосредоточенно махал кистью. Пани Шкловска никак не хотела зарумяниваться. Несколько слоев грима все равно не придавали желтоватой коже здорового вида. А что поделаешь, рак печени не самый приятный способ умереть. Но Ярик не отчаивался, это же он, из-под чьих рук вышли шедевры «Зося и в свои пятьдесят два никогда не выглядела лучше. А померла-то она в семьдесят восемь!» и «Пан Крачек просто как живой. Вот-вот встанет и запоет "Хей, соколы". Поэтому он не торопился, и старался довести грим до совершенства. Понятно, что это только на полчаса, пока родственники прощаются с усопшей, что самим покойным безразлично, в каком виде они покинут этот свет. Но парень все равно старался, потому что его дед, знакомя со своим бизнесом, говорил: " Мы, внучек, как привратники, стоим у ворот в посмертье, и пропускать туда должны людей в достойном виде. Чтоб все в них было прекрасно — и лицо, и одежда, и гроб. И чтоб въехали они в царствие небесное как короли. А их родственники, увидев это, щедро оплатили бы твои услуги.»
Перемены случились так неожиданно. Смерть деда, казавшегося вечным, необычное наследство, все это свалилось на студента Вроцлавского университета, мирно изучавшего историю искусств, без десяти минут магистра, как снег на голову. Родители сказали, что Ярик вполне взрослый, чтобы продолжить семейное дело. Хотя, сами они вообще не горели желанием хоть сколько-нибудь поучаствовать в этом. А история искусств это то, за что деньги не платят. А платят за хорошие похороны и качественные гробы. Но, как оказалось, история искусств и в таком деле может пригодиться. После первой растерянности, первого принятого заказа на погребение, Яр немного пришел в себя, и решил привнести в традиционный ритуал немного, как он думал, креатива. Третьи похороны он оформил в стиле Густава Климта.
Темные волосы усопшей были уложены в высокую пышную прическу, шею ее сковывало широкое ожерелье «под золото», удачно прикрывая багрово-синюю полосу от веревки. Пани Сташек повесилась от несчастной любви, как судачили кумушки в костеле. Парчовое платье с глубоким вырезом открывало белую грудь и только сложенные на ней руки держали эту картину в рамках приличия. Золотая ткань окружала покойницу мягкими складками, бледное лицо ее сияло. В гробу лежала климтовская Юдифь. Пришедшие простится убитые горем престарелые родители были просто в восторге, если так можно описать чувства хоронящих близкого людей.
Молва быстро разлетелась о новом главе похоронного бюро «Под крылом ангела» и о том, что на его похоронах люди плачут светло, а покойные выглядят как будто только что уснули после лучшего дня в своей жизни.
Заказы посыпались градом. Ярик уже ничего толком не успевал. Идеи насчет похорон иссякали. Невозможно сделать всех Юдифями и рембрандтовскими Юнонами. А мужчин хотели видеть как на парадных портретах Рубенса. И где взять столько жабо и парчи? Хорошо, что оставались приверженцы консервативных похорон — приличные черные костюмы и строгие платья уже даже радовали молодого человека.
Больше всего неудобств доставляли цветы. Почему люди все время заказывают белые лилии? Их тяжелый, удушливый запах, вызывающий головную боль, еще полдня потом стоит в ноздрях. Эти никому не нужные букеты из невообразимого количества роз и хризантем, которые приходилось заказывать у флористов, просто угнетали своей никчемностью. Благо, что девушка-флористка была милой и симпатичной. Яру она очень нравилась, но пригласить ее на свидание он все еще не решался. В этих заботах о холодных телах и предстоящих похоронах проходили его дни. Впрочем, в какой-то момент, парень осознал, что вся эта круговерть ему даже нравится, он понял, что имел ввиду его дед, когда говорил про привратников. Достойно проводить на ту сторону не каждый сможет. А значит, его работа была важной. И что самое главное — хорошо оплачивалась.
Поэтому вот уже полтора часа он возился с пани Шкловской, угораздило же ее помереть в канун рождества!
Для Шкловской родственники заказали стиль Альфонса Мухи. Шикарные накладные кудри уже были красиво разложены по подушке, венок из искусственных маков и плюща вплетен в волосы. Оставалось только придать коже цветущий вид и образ женщины с картины «Лето» можно считать готовым. Туника небрежно драпировала увядшее тело, пара стеблей камыша укрывала сложенные на груди морщинистые руки. Пани умерла в шестьдесят четыре от рака. Ярик в последний раз взмахнул кистью, и щеки уходящего навсегда «Лета» заискрились от пудры. Это шедевр!
Спину ломило от напряжения, очень хотелось есть. Ну, наконец-то. Молодой человек слез со стула, и с удовольствием потянулся. Шутливо поклонился спящему в гробу «Лету», щелкнув сдвинутыми каблуками. Закрыв крышкой гроб,стоявший на каталке, отвез его в холодильник, сложил чемоданчик с гримом, и решительно прошел в душевую. Все, хватит с него покойников, пора и о живых вспомнить. Под колющими, горячими струями воды он подумал, что вот стоило бы все же пригласить Злату из цветочного выпить чего покрепче. Давно уже. Такая милая девушка. Уже вытираясь, молодой человек услышал, как в зале кто-то ходит. Точнее, как будто собака забежала. Такой звук, как будто когти цокают по кафелю. Цок-цок-цок... Туда. Цок-цок-цок... Обратно. Что-то упало с металлическим звоном на пол, и все стихло.
Замотав полотенце вокруг бедер, Ярик выскочил из душевой. Никого. Тишина, как обычно. Прошлепав мокрыми ногами по залу, он заглянул в подсобку и в коридор, ничего не увидев. Уже одеваясь, решил проверить еще и холодильник, хотя уже был уверен, что ему показалось, будто кто-то шумит в бюро. Ну, кому тут быть в сочельник? Все уже упаковывают подарки и раскладывают их под елкой. «Лето» отъехало еще два дня назад, так что шуметь некому. Натянув джинсы и свитер, он обулся, вышел, оставив дверь душевой открытой для проветривания.
В холодильнике он обнаружил, что крышка гроба валяется на полу. Подойдя поближе парень увидел, что его шедевр безвозвратно испорчен. У «Лета» были обкусаны уши, нос, и проточена дорожка в щеке, от угла губ к правому уху. Просто канава, в которой виднелись желтоватые зубы. Левый глаз был закрыт цветком мака, оторванным от венка. Приподняв его, стало понятно, почему он так стыдливо прикрыт. Глаз был выдран, там зияла багровая впадина. Следы мелких зубов были повсюду.
— Пан Шкловский убьет меня. — Яр нервно сглотнул. — Господи, Господи, да что же это такое! Крысы!
Потерянно потоптавшись у гроба, он решил, что надо как-то все исправить. Но сил хватило только на то, чтобы поднять крышку и прислонить ее к стене. Как поправить грим, Ярик пока не понимал. Все пропало, шеф, все пропало...
В дедовском кабинете где-то была бутылка с виски. Она-то и была выбрана средством для успокоения нервов и может быть, чем черт не шутит, катализатором умных мыслей. В голове скакала истерично орущая белка и ее дружок — игрушечная обезьянка, бьющая в литавры. Определенно, помочь они ничем не могли.
Маленькая комнатка дедовского офиса встретила его привычным запустением. За все месяцы владения похоронным бюро Яр так и не нашел в себе силы разобраться с кипами бумаг, наваленными на столе, старыми счетами, пылью на полках и деревянных панелях, которыми были оббиты стены.Усевшись за стол, он расчистил себе небольшое пространство, отодвинув книгу записей, карандаши и ручки в сторону. Открыл нижний ящик стола, достал початую бутылку Джек Дениэлс. Залапанный пальцами, давно немытый стакан обнаружился там же. Ну и ладно, и так сойдет. Налил почти до краев и стал медленно отхлебывать. Постепенно становилось лучше. Нервная дрожь прошла, появилась возможность подумать, что делать дальше. А дальше его ждал неминуемый конец всем начинаниям. Замаскировать дыру в щеке будет невозможно, Шкловские устроят скандал, к нему больше никто не пойдет со своими покойниками. Идея пришла неожиданно. Маска! Карнавальная маска. Но это же менять всю концепцию. У Альфонса Мухи нет картин с женщинами в масках. Навру что-нибудь, решил Яр, когда голова уже стала немного кружиться.
И тут он краем глаза заметил движение в кресле, что стояло напротив стола. Старое кресло с высокой спинкой, для клиентов.
В нем как будто кто-то сидел. И вроде бы махал чем-то, пытаясь дотянуться до Ярика через стол. Обалдевши от таких видений, он помотал головой и потер глаза. Лучше не стало. В кресле все равно что-то мельтешило. Судорожно сжав стакан в руке, парень отодвинулся на стуле, вжавшись в стенку. Хлебнул на автомате еще, и тут, будто на старой фотопленке, проявилась фигура сидящего в кресле странного существа.
Можно было даже сказать, что сидело оно НА кресле, потому что с ногами умещалось на сидении. Больше всего существо было похоже на старого шимпанзе — сморщенная человекообразная мордочка, уши-лопухи, рот, словно нарисованный небрежным росчерком через всю нижнюю часть «лица», лапы, похожие на руки и коротенькие ножки, поджатые к мохнатому пузу. Вот только от привычной обезьяны его отличало наличие здоровых кожистых черных крыльев, что колыхались над его лысеющей башкой, и куча мелких острых зубов, натыканных в челюсти за черными сморщенными губами. Губы непрерывно шевелились, морда кривлялась, лапы жестикулировали, в том числе и неприлично. То есть, существо делало все то, что делает разъяренный человек, уверенный, что враг его не видит. Звука не было.
Ярик растерянно заморгал, а эта образина резво повернулась на кожаном сиденьи к нему спиной и выставила на обозрение лысый сморщенный зад, где посередине имелась сине-красная дырка. Хвоста, как отметил Яр, у образины не было. Зато адски завоняло, и как будто из ниоткуда донесся затихающий звук «прррр...», а с ним и остальной монолог крылатой обезьяны.
— ... да чтоб у тебя руки отсохли, ху...дожник хренов, устроил тут балаган, цирк какой-то! Цветочки он лепит мертвякам, идиот, вот тебе, понюхай, курва! Дед приличным человеком был, а этот додик даже ни разу угощение не оставил! Ну конечно, зачем читать письмо от деда, мы ж такие умные, сами все знаем. — Рожа повернулась теперь к Ярику мордой и принялась кривляться, крутить пальцем у виска, показывать факи и всяческое свое неуважение.
— Я не знал про письмо! Честное слово. — от напряжения стакан у парня выскользнул из рук, и тот полез доставать его из-под стола. Вынырнув обратно, он узрел круглые глаза на ошарашенной морде существа.
— Ты что, меня видишь? — обезьяна повела когтистой лапой перед Яриковым лицом, следя за его глазами.
Возникла неловкая пауза.
— Эм.. М-да. Прошу прощения за свое поведение. — седые лохматые брови съехались к переносице крылатого. — Разрешите представиться. Я — Провожающий.
— Ярослав. Ярик. — в голове опять носилась орущая белка. Что еще говорить, было не ясно. Поэтому Яр налил еще виски. — А я не понял, вы кто вообще?
Существо нервно задергало крыльями, кожистые складки затряслись. Пальцы на лапах сжимались и разжимались, маленькие глазки стали отбрасывать красноватые блики.
— Ты, Ярик, такой тупой всегда или только по пятницам? Я же тебе говорю, я — Провожающий. Души провожаю в другую жизнь. Души тех, кого в это бюро привозят хоронить. У нас с твоим дедом был уговор. Я провожаю души, не даю им здесь застрять из-за своих каких-то невыполненных дел, а он мне угощение ставит. И все довольны. У родни усопших нет призраков в доме, дед их похоронил по-королевски, а я сделал свою работу и получил награду.
— Простите, я не знал! — отмер парень. — Даже письма не читал. А что за угощение?
— Ну, как когда. — уклончиво ответил Провожающий.
— Так что же получается? Это вы там бардак устроили потому что я вам угощение не выставлял? — от возмущения стакан опять чуть не выскользнул из пальцев.
— Это не бардак, это мой перформанс! — издевательски заулыбалась рожа. — Ты ж художник, понимать должен.
— И как я это теперь исправлять буду, что теперь делать? — от обиды у Ярика защипало глаза. Долбаная образина, не кормили его видишь ли! Да и письмо он не читал. А кстати, где оно?
Пошарив в ящиках стола под презрительным взглядом крылатого, парень обнаружил письмо на стопке бумаг, прямо посередине стола. И как он его раньше не видел?
Помимо всяческих пожеланий и указаний по ведению бизнеса, дед писал, что обязательно надлежит после каждых похорон оставить в его кабинете, на столике в дальнем углу, одну поминальную свечу, три апельсина и блюдце с обрезками ногтей покойника. Выполнять неукоснительно и не спрашивай зачем, внук. Иначе будут неприятности.
— А ногти-то тебе зачем? — вздернув брови, Ярик ошалело посмотрел на крылатого.
— Корабль из ногтей буду строить! — рявкнула зубастая рожа. — На Рагнарёк как раз готов будет! Сказано тебе надо — значит надо, какого черта спрашиваешь.
— А апельсины?
— Люблю их. — Провожающего стало потряхивать. — И глотки рвать слишком любопытным тоже люблю.
— Ладно, ладно. Я только спросил. — Ярик заметил, как когтистые пальцы застучали по подлокотнику и смутился еще больше. — А что же со Шкловской делать? Меня же завтра пришибут, когда ее увидят с развороченным лицом.
— И правильно сделают. — существо осклабилось. — Ты б её еще в Барби нарядил. Да ладно, не бойся, придумаем что-нибудь. Пошарь-ка в ящике нижнем, там еще один стакан должен быть.
Стакан действительно нашелся, и новый знакомый скомандовал налить ему полстаканчика. А потом еще полстаканчика. План по исправлению содеянного уже стал вырисовываться. Провожающий уже не казался Яру мерзкой образиной, и он даже стал его по-дружески называть Чита. Существо, почему-то, не возражало.
Еще через полчаса нарисовалась такая картина: Ярик и Провожающий остервенело рвали рулоны туалетной бумаги, на полу и столе уже была горка ошметков, рядом стоял тазик с какой-то серой жижей.
— Я пркрасно леплю из папье-маше. — покачиваясь на коротких кривых ножках, вещала крылатая зубастая морда. — Прст отлично. Ща все будет. Сыпь сюда.
Оставляя за собой кляксы из размоченной бумаги и клея, парочка двинулась в холодильник. Из тазика периодически выплескивалось.
— Тащи краски, грим и ведро из KFC, у тебя там валяется, у стола. — Провожающий постучал когтями о край гроба. — Простите меня, пани, завтра я вам все объясню.
Утром бледный, опухший Ярик открыл двери бюро, принял поставку свежих букетов в зал прощания и обреченно выкатил гроб с пани Шкловской из холодильника. Коленки противно подрагивали.
Пришедшие проститься знакомые и родственники Шкловских подходили к гробу, изумленно смотрели на усопшую, и отходили со странным выражением лица. В рядах сидящих начались перешептывания с закатыванием глаз. Ярика стало подташнивать.
Пан Шкловский приехал со своей дочерью и племянницей. Проводив их к своим местам, Яр отрешенно встал в углу зала, следя за тем, как родня приближается в гробу для прощания. Терять уже было нечего.
Шкловский схватился за сердце.
— Крисечка, ты всегда была моей царицей. Ты прекрасна, прекрасна! — слезы потекли на небритые щеки вдовца.
В гробу, нежно сияя золотой маской, в высоком головном уборе, украшенным синей змеей, лежала Нефертити. Красиво подведенные глаза и губы, как будто чуть растянутые в улыбке, удивительно напоминали черты пани Шкловской. Чита и вправду отлично лепил из папье-маше. И краски не пожалел.
А Ярик стоял и смотрел в коридор, выходящий из зала. Там были двое. Невысокая пожилая женщина и Провожающий. Он что-то рассказывал ей, размахивая лапами, периодически тыкая пальцем в Ярика, показывал как что-то надевает на голову и размазывает по лицу. Пани мило смеялась и махала на Читу рукой. Потом она зашла в зал и подойдя к рыдающему мужу, обняла его, погладив по голове. Поцеловала макушки дочери и племянницы, сидевших рядом, минуту посмотрела на них, прощаясь, и пошла обратно, к выходу. Она будет ждать их.
Провожающий взял женщину за руку, и они пошли по коридору. Чита ковылял рядом с ней, напоминая мелкого кривоногого гнома. Через пару шагов он распахнул крылья. Черной тенью они полностью скрыли женщину. Через мгновение в коридоре никого уже не было. Теперь понятно было, почему такое название выбрал дед. Похоронное бюро «Под крылом ангела». Под черным кожистым крылом.
Шкловские благодарили Ярика за прекрасную церемонию, говорили, что он сделал лучше, чем заказывали, что теперь сам пан хочет упокоится рядом с женой в образе фараона. Может быть, даже закажет надгробие в виде пирамиды. Соседи умрут от зависти.
Вечером, убирая зал, Яр услышал шорох в кабинете.
В углу у столика возился Чита. Пахло апельсинами.
— А свечка-то тебе зачем? — парень устало плюхнулся в кресло.
— Темно. — с лап на пол капал сладкий сок. — У меня там темно. Апельсиновые корки еще от моли хорошо помогают.
— А ногти?
Чита насупился и пошлепал к стене. Отодвинул деревянную панель, за которой открылся темный проход, потом вернулся к столику.
— Я их ем. — он подхватил оставшиеся апельсины, зажал свечу подмышкой, боком стал протискиваться между панелью и стеной.
— Я их тебе с ног настриг.
— Дурак ... — донеслось из-за задвигаемой панели.
Шутка, видать, не зашла. А может у таких ангелов нет чувства юмора? Или оно слишком специфическое. Черное.
Фото: Getty images