Павел Артемьев: «Когда публика отвечает взаимностью, ты сразу превращаешься в вождя»
Чак: Дорогой Павел Артемьев, первое, о чем хочется у тебя спросить — твои фирменные кудри. Куда они исчезли? Ты решил таким образом «сжечь мосты» или это просто новая прическа на зиму?
ПА.: И то, и другое. Я ходил с такой стрижкой и в 16, и в 17 лет.
Чак: Но об этом никто уже не знает.
ПА.: Да-да. Раньше я даже брился налысо, но когда началась вся эта «канитель», точнее, телевизионная деятельность, у меня сразу появился свой образ, и его тяжело было портить.
Чак: Бывало ли такое, что продюсеры говорили: «Паша, если ты подстрижешься, мы отрежем тебе ногу?»
ПА.: Однажды я в шутку сказал, что побреюсь под ноль, и никто не был против. Однако это совсем не шло в ногу с моим сценическим образом.
Чак: Твои отрезанные волосы — мощнейший артефакт российского шоу-бизнеса, который можно было бы выставить на аукционе.
ПА.: Ага, вместе с волосами Киркорова.
Чак: Расскажи, как ты попал в проект Ивана Вырыпаева «Сахар», и чем он тебя привлекает?
ПА.: Я участвую в «Сахаре» прежде всего потому, что являюсь актером театра «Практика». Когда Ваня стал новым художественным руководителем после ухода Эдуарда Боякова, у нас случайно сложилась компания актеров. Ваня Макаревич, Казимир Лиске и я. Все мы при этом были музыкантами, и нам даже думать не пришлось о том, как собрать группу.
Чак: И все-таки, «Сахар» — это больше театр или музыка? А может, это новый «мутант», за которым будущее современной сцены?
ПА.: «Сахар» — это полуспектакль, полуконцерт. Все зависит от площадки, на которой мы выступаем. Вне театра наши выступления — скорее концерт, чем спектакль. Например, мы выступали в клубе «16 тонн», где с тобой сейчас и находимся. В театре все наоборот: мы представляем постановку, которая притворяется концертом.
Чак: А где тебе больше нравится выступать?
ПА.: Честно говоря, везде. Как музыкант я чаще раскрываюсь в своем творчестве, но от «Сахара» тоже получаю большое удовольствие, у нас очень приятная компания. Для меня это больше театральное действие, потому что в работе мы отталкиваемся от текстов Вани Вырыпаева, а музыка рождается уже от них.
Чак: Тебе знакома такая штука как перфоманс, и участвовал ли ты в них? Может, ходил по метро голым или лежал там в таком виде?
ПА.: Голый в метро? Такого точно не было. Может, до «Фабрики звезд» что-то веселое и было, я участвовал в таких шутках. Например, я дружу с Федей Павловым-Андреевичем, он перфомансист. Когда Федя еще не был в полной мере художником и режиссером, он занимался журналом «Молоток» и модельным агенством «Fest Fashion». В первом его проекте я писал статьи, во втором — подрабатывал моделью, причем время от времени там были даже не показы, а скорее перформансы, очень яркие.
Чак: Сегодня тебе вопросы не только я писал, еще девчонки из VOICE мне помогали. В их списке, например, был такой: «Каково это — начать с выступлений перед огромной толпой (ты ведь в какой-то момент стал популярен именно как участник "Фабрики звезд", у тебя были и стадионные концерты, и "привет, Олимпийский"), а потом попасть в театр и работать для зала, в котором сидят до двухсот человек?
ПА.: Было бы странно играть спектакль для двадцати тысяч человек, о таких я не слышал.
Чак: А, кстати, неплохой вариант, «Олимпийский театр» такой...
ПА: Странные там спектакли, должно быть... Мы и в группе «Корни» выступали в маленьких клубах, так что это мне было не в новинку, и я получал одинаковое удовольствие. Это просто две разные вещи. Ты понимаешь, о чем я, ведь ты тоже, бывало, вел крупные мероприятия.
Чак: Да, у меня и двадцать тысяч человек было.
ПА.: Когда публика отвечает взаимностью, это ни с чем не сравнимые ощущения. Ты сразу немного в вождя превращаешься.
Чак: Ну естественно. И ты такой: «Ребята, давайте все вместе....ууу»
ПА.: Это опьяняющая штука. Но в клубе есть свои «интимности», очень крутая атмосфера, которую тоже ни на что не променяешь.
Чак: То есть, я не могу тебя спросить: «какой тебе больше нравится подход, интимный — где двести человек или масштабный, как на стадионе?»
ПА.: Они оба мне нравятся.
Чак: Как я понимаю, у тебя по жизни подход такой определенный. И так хорошо, и так. Могу яичницу, могу и омлет. (смеется)
ПА.: Есть вещи, которые я точно не стал бы делать. Но мне такого пока и не предлагали, — видимо, все заведомо понимают, что я не тот, кому это интересно.
Чак: Очень приличное, интеллигентное лицо.
ПА.: Можно так сказать.
Чак: А у меня такое лицо, что ко мне все время на улице подходят и о разных мелочах спрашивают. Когда у нас добрые глаза, к нам все время хочется подойти.
ПА.: А ты как Билл Мюррей в «Дне сурка» так мелочью позвякиваешь и проходишь, да? (смеются)
Чак: Надо пересмотреть, кстати, с Биллом Мюрреем кино, причем все. Возвращаясь к музыке: твой сольный проект Artemiev недавно выпустил новый мини-альбом под названием «Друг», который прямо сейчас лежит у нас на столе. Шикарная обложка, кто на ней изображен? Не ты ли это?
ПА.: Я, на этой фотографии мне два года.
Чак: Сейчас я порывался сфотографировать тебя, чтобы почувствовать разницу. Я думал, что в два года дети выглядят чуть поменьше, до сих пор как грудные младенцы. А ты здесь уже такой взрослый и серьезный.
ПА.: Маловато что то у тебя опыта. (смеются)
Чак: Как твои друзья оценили альбом «Друг»?
ПА.: Позитивно, они всегда оценивали так мое творчество.
Чак: Неужели нет друзей, которые могут сказать правду, если работа плоха? Сплошная маргинальщина. (смеется)
ПА.: Во-первых, я стараюсь не делать такого, а во-вторых, у нас с друзьями совпадают вкусы.
Чак: Иначе вы не были бы друзьями. (смеется)
ПА.: До определенного момента мне казалось, что уже не будет никакого альбома. Предыдущий мини-альбом мы выпустили еще прошлым летом, и я был уверен, что и этот сделаем быстро и легко. Но он шел через «зубодробительные» репетиции и разногласия в коллективе. Но все закончилось хорошо, «16 тонн» нас и помирил.
Чак: Не знаю, считаю ли я тебя своим другом, но я послушал этот альбом, и мне понравилось. В определенный момент мне даже показалось, что он похож на Incubus. Не знаешь их?
ПА.: Знакомое название, но я их не слушаю.
Чак: Очень крутые ребята, у них такая же мелодичная музыка, но они играют чуть-чуть пожестче. И я в какой-то момент подумал, что если добавить туда басов и барабанов...
ПА.: Ну, ты любишь пожестче.
Чак: Ты написал первую песню в тринадцать лет. Какой она кажется тебе сейчас?
ПА.: Я ее даже не вспоминаю, разве что иногда, и она была пожестче — как ты любишь. Я тогда увлекался гранжем.
Чак: «Нирваной»?
ПА.: Да, я поклонник «Нирваны», хотя песни у меня были похожими скорее на «Offspring». Тогда у меня получилась тупая песня на английском про «мою уродливую девчонку».
Чак: Следующий факт твоей биографии — участие в показе Вивьен Вествуд. Как это было?
ПА.: Это происходило на фестивале Alba Moda, то ли в 2000-м, то ли в 1999-м.
Чак: Ты со старушкой Вествуд виделся?
ПА.: Конечно! Она лично присутствовала.
Чак: Такая говорит: «Привет, дорогие мальчики! Спасем Германию!»
ПА.: Ничего особенного на самом деле не произошло, я просто поработал на ее показе. Это один из тех смешных фактов, которые до сих пор в моей биографии числятся.
Чак: Это же прикольно, говорить: «Я как модель участвовал в показе Вивьен Вествуд».
ПА.: Да, а еще я снимался в клипе у Земфиры, и это важный факт моей биографии. Смешно, что мне до сих пор это вспоминают.
Чак: Неужели подходят и говорят: «Ты тот самый человек в клипе Земфиры?»
ПА.: Сейчас я больше похож на своего героя из клипа «Траффик», чем раньше. «Если бы не эти ужасные пробки..."(поет)
Чак: Тебе вообще мода сейчас близка?
ПА.: Все меньше и меньше.
Чак: Меньше и меньше модный.
ПА.: «Не путайте моду со стилем» у кого-то была такая фраза.
Чак: Не помню, кто это сказал, возможно, Вивьен Вествуд.
ПА.: Может быть, и она, главное, чтобы не Сергей Зверев.
Чак: Несколько лет назад ты начал сниматься в кино, сделав то, о чем мечтают многие певцы и музыканты. С кем из режиссеров и актеров тебе больше всего понравилось работать на съемочной площадке?
ПА.: У меня не такой уж богатый опыт, чтобы подводить даже промежуточные итоги. Со всеми, с кем мне доводилось работать, было классно. Я получил большое удовольствие от работы с Верой Сторожевой, она очень веселая и классная. Важно, когда ты замечаешь не просто профессиональные качества человека, а видишь, что он шутит «по-твоему». И с Наташей Меркуловой, и с Лешей Чуповым (фильм «Интимные места», — прим. ред.) мы отлично повеселились, они прекрасные ребята.
Чак: Если режиссер шутит и веселый, это классно?
ПА.: Конечно. Это отлично, если человек живой, и с ним можно просто поговорить. Режиссеры всякие бывают, и мегаталантливому человеку можно простить отсутствие юмора: ты знаешь, что присутствуешь при моменте, когда история творится на твоих глазах, а ты становишься ее частью.
Чак: Хочется, чтобы все, чем бы ты ни занимался в своей жизни, было веселым. Сниматься в кино — так, чтобы весело, и с написанием музыки та же история.
ПА.: Главное, чтобы не смех без причины — это признак дурачины. Но я считаю, что везде должен быть элемент юмора, иначе ты начинаешь к себе очень серьезно относиться.
Чак. Скажи что-нибудь напоследок читательницам VOICE.
ПА.: Дорогие читательницы и читатели! Будьте здоровы. Следите за пульсацией сердца, а не за курсами валют.