«Я лежала в психбольнице»: история о постродовой депрессии от первого лица
В декабре 2016 года я обнаружила себя перед входом в отделение психиатрической клиники; этому предшествовали две недели без сна и еды, непрекращающаяся тоска и тревога, реки слез и суицидальные намерения. Моя депрессия началась через несколько дней после того, как я родила сына. Она не проходила сама собой, мне становилось только хуже, и в какой-то момент я поняла, что не справлюсь без психиатрической помощи.
Даже в «продвинутом» обществе психбольница — все еще табу, говорить о лечении в стационаре можно полушепотом, а лучше вовсе молчать. Это как разговор об авиакатастрофе во взлетающем самолете: тут и суеверия, и страх, и неуместность размером с этот самый самолет.
Психические расстройства (в частности, расстройства настроения, к которым относится депрессия) обязательно нужно лечить. Иногда для успешного лечения бывает достаточно психотерапии, иногда — приема антидепрессантов и нейролептиков, но не всегда. Свою послеродовую депрессию я лечила в общей сложности полтора года, из которых пять месяцев провела в психиатрической клинике. О своем опыте и о том, что можно сделать с расстройством, я написала книгу «Не просто устала. Как распознать и преодолеть послеродовую депрессию». Я убеждена: лежать в «психушке» не стыдно, этот опыт не ставит крест на дальнейшей жизни. Зачастую лечение в психиатрическом стационаре так же необходимо, как накладывание гипса в травмпункте или лечение пневмонии в отделении пульмонологии.
Меня не «сдавали» в психушку — я там оказалась по доброй воле. Поняла, что мне срочно нужна психиатрическая помощь и поехала на консультацию. Думала, мне назначат антидепрессанты, я начну их пить – и все наладится. Но врачи оценили мое состояние как тяжелое и порекомендовали госпитализацию. Сейчас мне не стыдно признаться, что я испытала от этой идеи огромное облегчение: я сбежала от главного источника своего ужаса, которым для меня был мой новорожденный сын.
Прежнюю меня, возможно, испугала бы перспектива лечь в психбольницу; но в тот момент страх перед неизвестностью был совсем незначительным — я понимала, что мне нужно лечиться, и если необходимо лечиться так, я буду. К людям с расстройствами психики я никогда не относилась негативно, да и ресурса не было фантазировать о страшных порядках «психушки» и неадекватных соседках. На деле все оказалось не то чтобы приятно, но словно бы обыденно.
Больница, где я лечилась, мало напоминала санаторий. Пациентки (я лежала в женском отделении) были разные: кто-то с депрессией, кто-то с зависимостями, кто-то с неизлечимыми расстройствами. Большинство женщин общались друг с другом: часто это были разговоры о поворотах судьбы, вере, таблетках, быте, побочных эффектах и историях болезней — наверное, как в любой другой больнице.
Некоторые пациентки лежали в этой клинике годами и без особых перспектив. У двух девушек время от времени случались «приступы» — состояния, в которых им требовалась немедленная помощь. Врачи снимали острые состояния, и жизнь возвращалась к привычному графику: сон, измерение температуры, еда в общем коридоре, прием таблеток, прогулки в мрачном внутреннем дворе, вечерний досуг в виде чтения, рукоделия или измерения шагами коридора. На случай если у кого-то есть сомнения, уточню: смирительной рубашки я ни разу не видела, к кровати тоже никого не привязывали.
В клинике не было розеток, нельзя было использовать бьющуюся посуду, на ночь необходимо было сдавать гаджеты, а в туалетах и душевой не было дверей. Долгое время я не могла выйти за пределы учреждения — в основном из-за карантина по гриппу. Это было неудобно. Зато у меня был диагноз, консультации участливых психиатров, план лечения и поддержка (пусть дистанционная) от близких и друзей. Я много спала, восстановила аппетит и пила лекарства, которые постепенно возвращали меня к прежней жизни. В больнице, где я лежала, не практикуется ни групповая, ни другие виды психотерапии; основные методы лечения — лекарства в разных видах, изоляция от внешнего мира и прогулки. Чуткое и живое участие врачей, почти ежедневные расспросы о самочувствии позволяли им контролировать состояние женщин и корректировать дозы медикаментов (мне их корректировали часто, иногда дважды в неделю). Для контроля реакции организма пациенткам время от времени назначали анализы.
У меня не было ресурса, чтобы думать об опасности прослыть «психом» — знаю, что эта тема в обществе стигматизирована. Теперь я больше знаю о том, что коллективный безотчетный страх перед психбольницей не всегда имеет отношение к действительности. Меня, в частности, никто не стремился сделать «овощем», «поставить на учет» или «упечь в дурку навсегда». Наоборот, после двух недель лечения я выписалась из больницы, не послушавшись рекомендаций врачей, а вскоре мне пришлось туда вернуться, но никто не удерживал меня насильно.
Какие последствия этого опыта? Главное — я вылечилась и очень надеюсь, что депрессия больше не повторится. Сейчас я работаю в крупной компании руководителем подразделения — и у меня нет никакого «личного дела», которое препятствовало бы моему трудоустройству. Коллеги знают о моем опыте, но только потому, что я сама рассказала о нем публично не так давно.
Понимаю, почему лечение в психиатрической клинике может казаться непредпочитаемым, но на деле это пребывание в больнице, которое мало чем отличается от привычного всем нам. Это не клеймо на всю жизнь, а способ помочь себе выбраться из глубокой ямы, в которую нас часто загоняют психические расстройства. Психиатр — как любой другой врач, разница лишь в том, что он занимается ментальным здоровьем. Оно не менее важно, чем здоровье физическое.
21 мая в 19:30 состоится презентация книги «Не просто устала» и public talk в «Республике» на Воздвиженке 4/7, с. 1 (в Москве). Вместе с экспертами обсудим послеродовую депрессию, ее профилактику, лечение и способы поддержки. Приходите!