Все о ботоксе

Минутой раньше я сказала Маше:
– Вот увидишь, сейчас придет Анжелика, как всегда, опоздав, и тут же начнет тараторить.
А мы сто лет не виделись. Сто лет, точно. Не меньше. Когда-то мы учились в институте, и Анжелика была по тем меркам здорово старше нас – года на три. Она уже успела где-то поучиться, глотнуть настоящей жизни, имела (ну, или говорила, что имела) нескольких бойфрендов (одновременно!) и жила в съемной комнате на Фонтанке. А потом Анжелика стремительно-неожиданно уехала куда-то за границу, Маша вышла замуж, родила сына, потом снова вышла замуж, родила нового сына... И я чем-то занималась. Сразу и не вспомнить чем. А теперь вот дочь. Которой год. Точнее, год и два.
И мы снова вместе. Как тогда. Только на пальцах новые кольца поверх старых. На сердце – новые шрамы. А в уголках глаз – едва заметные морщинки. У нас с Машей.
Анжелика не затараторила. Она медленно, четко, едва ль не по слогам сказала, что у нее ботокс. А выводы мы должны делать сами.
Это, я думаю, новая эпоха в моей жизни – время, когда однокурсницы начали колоть ботокс. И теперь можно примеряться мысленно к этому факту, так же, как раньше я примерялась, когда какая-то подруга первый раз поцеловалась. Или стала жить с парнем. Вышла замуж. Родила ребенка. Возглавила свою компанию. А теперь вот наступило время рассматривать предательские морщины, а засыпая, не считать овец, а думать: пора – не пора...
– Я теперь не тараторю, — странно-медленнно сообщила Анжелика. — Ботокс мешает. Очень трудно говорить. А улыбку вообще приходится натягивать, потому она и лицемерная. Кстати, бюджетно сделала. Двадцать четыре тысячи. В Питере это стоило бы больше пятидесяти.
Я не знаю, дорого это или дешево. Судя по тому, сколько мы потратили в этом месяце, – дешево. А судя по тому, сколько я заработаю в следующем (у журналистов месяц на месяц не приходится), – дорого.
– А где ты сейчас живешь? — спросила я Анжелику.
– В Голлашке, — небрежно бросила она. И растолковала – опять же для кормящих-слабоумных: — в Голландии.
А я живу на Софьи Ковалевской, и если бы Анжелика меня спросила, где я живу, я бы могла ответить так же небрежно. Мол, на Софке. Но не стала бы. Я Софку жалею. Что у нее не было счастья в личной жизни. И немного завидую. Что у нее было любимое дело и полная в нем реализация. А у меня – статьи заказаны и не написаны, подаренные книжки не прочитаны и...
...ну и подумаешь! Зато у меня секс есть.
– А секса в Голландии нет, — будто прочитала мои мысли и опередила меня с ответом Анжелика.
– Как? — не поняла Маша, — вообще нет, или у тебя лично нет?
Анжелика углубилась в карту вин.
– Сколько не виделись? Лет пятнадцать? — уточнила я и оглядела нас критически. И усмехнулась. Так, скорее над собой, чем над остальными, время над нами не властно?
(Яська легла на кафельный пол и попробовала его лизнуть. Официантка брезгливо взвизгнула: «Он лижет!» Я меланхолично, не отрывая глаз от Анжелики, поправила: «Она»).
– Какие пятнадцать? — с усилием нахмурила ботоксные брови Анжелика. — Девять. Девять лет назад я тебя видела на платформе на Ленинском проспекте, помнишь? Я была со своим козлом. Как сейчас помню, я говорила козлу: «Знаешь, у нас в группе была Ирка. Такая умная девчонка, прям как я. А может, — Анжелика понизила голос, — даже умней». И вдруг видим – ты!
Да, я вспомнила этот день. Точнее, эту почти ночь. Я на последнем поезде метро ехала с катеров, где работала экскурсоводом. Я была уставшая, сгоревшая на солнце, пыльная и голодная. И тут (звучит музыка из «Шербургских зонтиков») из-за колонны выплывает Анжелика с джентльменом, холеная, напудренная (в хорошем смысле этого слова), в синих камнях на пальцах. И за ней белой ночью стелется облако духов. Ух!
Бывают такие встречи – когда вроде и рад. Но в то же время как-то и не очень. И думаешь: лучше бы тот, кто организует встречи, там, наверху, по-другому бы перетасовал свою колоду. Чтобы у тебя – синие камни на пальцах, а у нее, у Анжелики, потертые джинсы и рюкзак за плечами. Но нет, он, кто наверху, не может иначе. Наверное, потому, что у тебя нет синих камней, а у Анжелики – потертых джинсов.
Я никогда не думала о том, что я умная.
Никогда.
Надо же – умная. Ха-ха.
Я вспомнила и тот день, и платформу на Ленинском. И вспомнила, о чем мы с Анжеликой тогда разговаривали. О наших однокурсницах, которые, как и Анжелика, вышли замуж, проигнорировав при этом соотечественников.
– Аньке повезло, — продолжила Анжелика разговор девятилетней давности. (К Анжелике подошла официантка, постояла в ожидании заказа, но, так и не дождавшись его, удалилась). — Жизнь удалась. Муж – миллионер. Молодой. Сорок три. А вот Инка прогадала. Сидит теперь в итальянской провинции, скучает.
Считайте, что я упала с другой планеты. Я не могу представить себе Инку, которая «сидит теперь в итальянской провинции, скучает». Не могу. Никто бы не смог представить скучающую Инку в итальянской провинции, если б знал ее. Инка не создана для скуки. Ростом с Петра Первого, с голосом Монтсеррат Кабалье, с сексуальностью леди Чаттерлей, с неизменной сигаретой во рту, с довлатовским чувством юмора, и, думаю, с его же вместительностью винно-водочных изделий.